И вот сидишь ты в своем номере 39 в Пушкино в трусах, завернутая в советского типа белую простынь, как в тогу, и пьешь силиконовый кофе из пластикового стаканчика. Сидишь крайне удобно, закинув одну ногу на стул, другую - на пустой стол, стоящий рядом. В руках неформатно маленький Миллер, которого ты вчера выторговала на Старом Арбате. По коже бегут мурашки (окно открыто).

Мама ходит по комнате, и ты следишь за ней взглядом поверх книги. Сейчас она даже и не мама, а просто женщина лет 39, соседка по комнате. Она насыпает нам обеим хлопья в такие же разовые, как и стаканы из-под кофе, тарелочки. Одна хлопушка убегает под стол, женщина наклоняется за ней и, как бы между прочим, совершенно не напрягаясь, кидает ее за спину. Попадает ровно в корзину. "Трехочковый, " - говоришь и улыбаешься. Она смеется.

Этим утром звучит целая куча шуток про лень и кисельные состояния. Смеетесь вы постоянно и до боли в животе. И в эти часы кажется, что никакой Москвы не существовало, не существует и не будет существовать никогда. Что можно будет вечно сидеть, завернувшись в простынь, читать, подшучивать друг над другом и пить этот отвратительный, но тоже прекрасный кофе. Никаких проблем с документами, никаких неразберих и путаниц. Огромного знака вопроса, вечно подкарауливающего тебя за углом, тоже не существует. Времени не существует. Того, что заставляет хмуриться, - тоже. Даже вас не существует. Вы спрятались в это Несуществование, свернулись там клубочком и вам хорошо. Короли всего мира, веселые, хмельные и немного сонные. Вы знаете - утро никогда не кончится. Как может кончиться то, чего не существует?