с ним ужасно легко хохочется,
говорится, пьется, дразнится;
в нем мужчина не обретен еще;
она смотрит ему в ресницы –
почти тигрица,
обнимающая детеныша.

он красивый, смешной, глаза у него фисташковые;
замолкает всегда внезапно, всегда лирически;
его хочется так, что даже слегка подташнивает;
в пальцах колкое электричество.

он немножко нездешний; взор у него сапфировый,
как у Уайльда в той сказке; высокопарна речь его;
его тянет снимать на пленку, фотографировать –
ну, бессмертить, увековечивать.

он ничейный и всехний – эти зубами лязгают,
те на шее висят, не сдерживая рыдания.
она жжет в себе эту детскую, эту блядскую
жажду полного обладания,

и ревнует – безосновательно, но отчаянно.
даже больше, осознавая свое бесправие.
они вместе идут; окраина; одичание;
тишина, жаркий летний полдень, ворчанье гравия.

ей бы только идти с ним, слушать, как он грассирует,
наблюдать за ним, «вот я спрячусь – ты не найдешь меня»;
она младше его и тоже почти красивая.
только безнадежная.

она что-то ему читает, чуть-чуть манерничая;
солнце мажет сгущенкой бликов два их овала.
она всхлипывает – прости, что-то перенервничала.
перестиховала.

я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь,
как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба;
у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш,
я уж думала – все, не выношу, несудьба.

зачинаю – а через месяц проснусь и вою –
изнутри хлещет будто черный горячий йод да смола.
а вот тут, гляди, – родилось живое.
щурится. улыбается. узнает.

он кивает; ему и грустно, и изнуряюще;
трется носом в ее плечо, обнимает, ластится.
он не любит ее, наверное, с января еще –
но томим виноватой нежностью старшеклассника.

она скоро исчезнет; оба сошлись
на данности тупика; «я тебе случайная и чужая».
он проводит ее, поможет ей чемодан нести;
она стиснет его в объятиях, уезжая.

и какая-то проводница или уборщица,
посмотрев, как она застыла женою Лота –
остановится, тихо хмыкнет, устало сморщится –
и до вечера будет маяться отчего-то.