Едем с Серёжей на кладбище. Медленно, ничего не видно, дождь. Слушаем Эхо Москвы. Там Красовский и Гессен говорят о гомосексуализме и о стране. Как кстати.
Мишу нашли на чердаке старенькой родительской дачи. Живого. Менты отвезли его в психушку. Не знаю, почему, но есть вот такое правило: спасённых самоубийц везут не к родственникам, а в психушку. Когда Миша смог разговаривать, то рассказал: напился, включил Smiths и вмазался лошадиной дозой инсулина. Кома.
Через несколько дней Миша всё-таки умер. У мамы на руках. Мише было 27. На похоронах рыдающий отец сидел в микроавтобусе у гроба и одержимо твердил друзьям сына только одно: «Никому не говорите, что он это… никому».
Миша жил со взрослым мужчиной несколько лет. Жил и жил. Наверное, ему так удобно. Так по-мудацки думал каждый из нас. Ну а зачем ещё молодому красивому мальчику быть со стареющим осовевшим мужиком с тройным подбородком? квартира, машина, связи в правительстве. Никто из нас и не подозревал, и не допускал мысли, что прямо под носом живёт большая любовь, та, которая давно не принята между людьми. У Мишиного мужчины болело сердце, в прямом и переносном. Умер от инфаркта. Миша написал мне в фб: «Ром, Валера умер. Давай встретимся». Но у меня монтажи, командировки, монтажи и сын-аллергик. Давай на следующей неделе. Потом ещё через одну. Ну в выходные точно. И вот похороны Миши.
Сестра рассказала, что он потерял смысл. Что без Валеры не хотелось просыпаться, что за пару недель стал предупреждать о скорой смерти. Сначала намёками, потом прямо. Он и раньше был склонен к красивым жестам, эпатировал, всю жизнь. Поэтому относились к предупреждениям, как к драмкружку. Снова никто не подозревал, что всё серьёзно, по-настоящему: виски, Моррисси, инсулиновая кома.
Папа всю жизнь проработал на заводе. Всю жизнь перед глазами фрезерный станок. Мама — воспитательница в детском садике, тоже всю жизнь. Самая простая семья на свете, из рабочего подмосковного посёлка, где нет и никогда не было ничего. Детский садик, завод. Вот и всё. Дискотеку в ДК закрыли из-за постоянных драк. Библиотеку закрыли из-за того, что никто не приходил, все на дискотеке. Садик и завод. Он бы никогда в жизни не пришёл к родителям и не рассказал, как им с Валерой понравился спектакль, на котором они были вчера. Как они съездили погулять в Варшаву. Не посоветовался бы с мамой, как лечить любимому поясницу, на которую Валера в последнее время сильно жалуется. Не рассказал бы о том, что каждый день после работы едет на кладбище и до ночи сидит у Валеры. Не спросил бы у папы: как мне быть, папа? Как теперь жить? Никогда.
А если бы рассказал? А если бы поговорил? А если бы спросил у папы, как жить дальше, когда умер самый любимый? А если бы папа рассказал, как жить? Как-то жить.