Оглядываешься вдруг на часы, а уже 22:43. Припоминаешь, что открыл ты глаза около 9 утра; и ты абсолютно ничего не можешь сказать об этом дне. Не знаешь, как он прошел, но знаешь точно: за сегодня сказано лишь пара слов и твоя нога редко ступала за порог собственной комнаты, а, значит, собственного мира.
Мучения, невероятные мучения настигают меня. Не будь у людей выбора - как были бы они счастливы! Никто бы не корил себя за неправильную тропу, никто бы не изнывал в сравнении нескольких исходов ситуации. Не будь у меня сейчас выбора - да как бы я была счастлива! Но нет, передо мной выбор, выбор из двух лишь исходов, выбор из двух таких разных жизней. Свобода она тоже бывает разной, и выбрать, какая тебе ближе, сложнее всего. Свобода души и мысли, или свобода действий? Страдать, делая лучше близким, мириться со сложностью ситуации, ставить крест, да даже не крест, а огромное надгробие на своей привычной и такой сладкой жизни, или заставлять страдать человека, у которого и так жизнь уже почти кончена, а на твоей поставлен лишь крест, и ты все еще можешь ее воскресить? О, я помню те глаза, полные боли и грусти о прошлом, когда она давала мне свою старую книгу, и с какой интонацией в голосе она произносила "А ведь когда-то и я могла позволить себе читать Кафку.."! На этой стороне развилки жизнь умирает, а на той она уже давно умерла. До чего же тяжко иногда делать выбор.
Душевные терзания решили не ограничиваться лишь тем пространством в сердце и мыслях, они решили показать всю мощь, вышли в измерение физических аспектов. Дикая лихорадка ни с того ни с сего: дрожь по всему телу, такая, что я, как в бреду, натягивала все, что попадалось под руку. Попытки пошевелиться ни чем не увенчались, замерев в одной позе, крайне неудобной, я продолжала тяжело дышать, редко моргала, вдруг мне начали слышаться голоса. Потом череда снов: и, как всегда у меня бывает, попытки проснуться, тщетные попытки. Мне снилось много странного, но самое интересное заключалось вот в чем: две развилки дороги, по одной спокойно шли люди, наслаждаясь теплым и солнечным днем, а по другой, почему-то, пошла я. Это была стройка, и каким-то неожиданным образом вдруг оказалось, что она возвышалась над землей. Окинув взглядом все это зрелище, мне захотелось вернуться. Была очень шаткая лестница, переносная, если можно так сказать, очень хрупкая и поломанная, одним концом она упиралась в землю, другим - в ту площадку, на которой стояла я. Становилось страшно: высота была приличная, а лестница не внушала никакого доверия. И, вдруг, эта лестница падает и буквально разбивается, отрезая мне путь обратно. Я кричу о помощи, но никто не спешит мне ее оказать. Какое же мерзкое и самодовольное это слово "я", не правда ли?
Ее надежда убивает, окончательно отсекает куски свежей плоти. Почти каждый день она задает один и тот же вопрос: "Что случилось?", и каждый раз за этим следует "Ничего". Я никогда не отвечала ей на этот вопрос, и она не знает и половины моей жизни, и даже если я когда-либо и отвечала на этот вопрос, то в далеком прошлом. Но она каждый день спрашивает. Каждый. Какая должна быть надежда на мой ответ, чтобы каждый день задавать вопрос, хоть и знаешь, каков будет ответ? Тонуть в ее бесконечной надежде - вот мой удел. У меня нет никакой надежды ни на что, ни одной миллиардной части от ее такой простой и обыденной надежды, что мне становится ясно, что мой удел катиться дальше вниз. Удел прямо как у Есенина, и становится жутко, вспомнив, как закончил жизнь он.
И даже не находишь слов, чтобы описать все то дерьмо, которое происходит у тебя в жизни.