он мне писал, как исповеди, письма,
где в обращеньи было «Bel Ami».*
я в них читала: «солнце, ты же снись мне,
такие чувства нас с тобой сожгли.

судьбы боялся. черной и могучей.
беду позвал – и, здравствуйте, судьба.
а эта жизнь сплошною серой тучей
из человека сделала раба.

любимых не берег – и мне воздалось.
я думал раньше: «это пустяки».
перетерплю. ну, что там мне осталось?
сознательно. нарочно. вопреки.

и снились руки. очи снились тоже.
я в пропасть бы упал – не видеть их!..
живое одиночество в прихожей
касалось ночью сильных плеч моих.

прощенья попросить? зачем, не знаю.
быть слабым можно. можно, Bel Ami.
я мысленно словами обнимаю
все то, что мы с тобой не сберегли.

я знаю, ты читаешь, мое счастье.
и пишешь тоже, в ящик хороня,
слова свои, любовь, еще – участье
в судьбе моей – томительности дня.

и я ищу тех женщин, что похожи
улыбкою и станом на тебя.
идет какой-то солнечный прохожий –
а я весь замираю, проходя».