Мы – очень одиноки. От природы. Рождаемся - каждый со своей душой, целью, программой. Взрослеем, корректируем программу, видоизменяем цели. И если отклоняемся от них необратимо, уходим в мир иной. Впрочем, если их выполняем, тоже уходим. Но на другой уровень. И тоже в одиночестве. Даже если вокруг соберется толпа. Все равно. Душа пребывает в состоянии одиночества. Кто-то из-за этого страдает и старается окружать себя людьми, вещами. Иные уходят в наркотический дурман. Малая часть людей начинает осознавать, что никогда не сможет одолеть это одиночество души. Из этой части рождаются философы, поэты, художники, писатели, в общем – творцы разных направлений. Не говорю сейчас о степени их таланта, но думаю, что он тоже связан с индивидуальным осознанием одиночества. И нельзя механически, как в математике, просчитать, в какой степени связаны одиночество и талант. Здесь все строго индивидуально. Нужно учитывать и тот факт, что даже мелочи по-разному влияют на людей. Жизнь дает такие вариации на тему преобразования эмоций, что только Богу под силу их понять и оценить. Мы же не можем ничего!
Толчком к осознанию часто служат неудачи, несчастья и горе. Человек сперва одурманен отрицательными чувствами и погружен в свои переживания. Позже он начинает анализировать, почему именно с ним произошло подобное. Слабые – винят других, обстоятельства, судьбу, Бога. Сильные – себя. И только ощутившие одиночество душ в полной мере, не уходят в эти крайности. Они начинают мучительную работу со своей жизнью, которая почти всегда заканчивается прорывом в новую часть сознания, где тоже присутствует одиночество. Но уже не так страшно. Вот тогда может родиться новая творческая личность. Потому и говорят люди, что горе очищает душу. Человек, прошедший через него, либо ломается, либо закаляется. Третьего не дано.
***
Он вошел очень тихо, как будто в нашем доме не существовало дверей. Я стояла на кухне и что-то готовила. Повернулась, чтобы поставить на стол сковородку, дико заорала. Сковорода с шумом ударилась об пол. Но на мужчину это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Он просто этого не заметил. Механически поздоровавшись, присел на стул. Мне пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы в ответ произнести что-то вроде приветствия и присесть. Подальше от непрошенного визитера. Я его с трудом узнала. Слишком уж неожиданным был визит. Подсознательно понимала, что на нашей заставе бандиты не ходят. Хотя бы потому, что мы находимся на острове. Остров Кунашир, пограничная застава, середина девяностых годов 20-го века. Казалось бы, расцвет цивилизации, электричество и все такое. Это я к слову, чтобы было понятно то, о чем пришедший ко мне мужчина будет говорить. А он не торопился. Пауза повисла – будь здоров! – я уже и ерзала на своем стуле и предлагала чаю, мужчина меня не слышал. Почему-то вспомнилось, как несколько месяцев назад он вместе с беременной женой и сыном заходил к нам на заставу после длительной прогулки по единственной дороге, что шла через весь остров. Они жили в военном гарнизоне – единственном месте, где была возможность добраться на вертолете до ближайшего поселка – Южно-Курильска. Отмечу, все жители острова – и гражданские, и военные – фаталисты в разной степени. Потому что каждый день рискуют своей жизнью. А к риску человек привыкает также, как к манной каше на завтрак. Надоела в доску, но альтернативы нет. Дорога, как я уже сказала, была одна. Не считая направлений. Имею в виду те тропинки, ответвления, что идут от главного пути. Передвигаясь по основной дороге, попадаешь в разные зоны влияния местного климат. Например, через каждые 10-15 километров, может начаться такая головная боль, что хоть кричи. А может и не начаться. Это аномалии природы. Здесь – тектонические разломы. А после землетрясения 1994 года они стали еще больше. И, соответственно, их влияние на людей усилилось. Проезжая действующий вулкан «Менделеево», лучше не дышать полной грудью – воняет тухлыми яйцами – характерный запах сероводорода – так, что хоть противогаз натягивай. А в целом красота вокруг сказочная – деревья весной, летом и осенью такие, что залюбуешься. Зимой – любоваться некогда. В каждый момент подъема может быть стремительный спуск и – падение на растущие вдоль дороги мачтовые сосны. Спасибо им! Меня пару-тройку раз они выручали. Когда машина «ГАЗ-66» заваливалась на бок и падала прямо на эти сосны. Приятного мало, но вспомнить можно и с юмором. Когда домой выберешься. Живым. Такой вот экстрим. На русский манер. И потому на острове больным и трусам делать нечего. Естественный отбор в самом неприглядном виде. Жестоком, с точки зрения тех, кто живет на материке. И обыденном для местных аборигенов, которыми мы стали через семь лет службы на Курилах.
Пока я размышляла, что делать дальше, мой гость достал из заплечного мешка какую-то ткань и прижался к ней носом. Он жадно вдыхал ее запах. И мне показалось, что если отобрать у него эту вещь, он просто задохнется. Как зачарованная смотрела я на эту ткань. Мужчина, ни к кому не обращаясь, произнес: «Ее рубашка. Не смог выбросить. Даже не стираю. Чтобы запах не выветрился». Потом он помолчал с минуту и продолжил: «А сына оставил у тещи. Не могу. Страшно. Вдруг и он? Что тогда? Пусть живет. Пока без меня. Не долго осталось. Я уволюсь, уже и документы ушли. Осталось пройти по нашим местам. Вместе ходили столько раз. Вот и к вам заглянул». И вдруг он посмотрел на меня. Так пронзительно, как смотрят смертельно больные на доктора. И спросил: «Вы ведь помните, как мы приходили? О чем она вас спрашивала?» Я тихо ответила: «Помню. Мы говорили о картинах. Я показывала ей репродукции. Она хотела научиться так рисовать, чтобы ее картины тоже висели в музеях». Почему-то эти слова мне не показались странными или глупыми. И я быстро добавила: «А хотите, я дам вам эту книгу с репродукциями?» И не дожидаясь ответа, радуясь в душе возможности уйти от трудного разговора, я быстро вышла из кухни. Нашла книгу на полке и отнесла ее гостю. Он взял книгу. Медленно пролистал несколько страниц, положил книгу в заплечный мешок, не выпуская при этом из рук ткань ночной рубашки его жены. Когда мужчина снова обратился ко мне, в его глазах стояли слезы. Он сказал: «Я их нарисую. И подпишусь ее именем. Они будут висеть в музее. Обещаю». Потом внезапно он вскочил, стул перевернулся. На всю мою кухню раздался дикий крик: «Вы не верите? Да как Вы смеете? Что Вы думаете, я не смогу? Она хотела, она хотела, она хотела…» Он забился в конвульсиях, захлебнулся слезами и истерикой. Я пыталась его остановить, но он так отшвырнул меня в угол, что мне ничего не оставалось, как ждать, пока он выговорится. И он выговаривался целый час. Или больше. Не знаю, сколько времени я слушала этот срывающийся на крик голос. Я узнала все. Как у его жены начались роды. Как он вез ее в Южно-Курильск, вертолет прибыл вовремя, все шло хорошо. Даже успели в больницу. Роженицу привезли в операционную, потому что врачи решили делать кесарево сечение. И вдруг во время операции погас свет. Погас надолго. На всю ночь. Потому что больница задолжала энергетикам. Потому что у тех перед глазами не стояло ничего, кроме цифр. Мертвых цифр, превращающих жизнь больных людей в смерть. И врачи сделали все, но … Что они могли – стать свечой, кислородом, наркозом, аппаратом для вентиляции легких? Это же невозможно!
Женщина умерла. Ребенок погиб.
При вскрытии, которое проводилось на Сахалине, врачи отметили, как ребенок похож на своего старшего брата. Оставшегося сиротой.
И кого винить, если подходить к ситуации неформально, не с человеческими мерками? Теперь этот мужчина, кричащий на моей кухне, стал по-настоящему одиноким. Он понял свое одиночество, но пока не принял его. Сумеет ли? Трансформирует ли его в творчество или увидит выход на дне бутылки. Эти мысли не занимали мою голову в тот момент. Они пришли гораздо позже. Через много лет. Когда я увидела картины неизвестной мне художницы на стенах одной очень популярной в Москве картинной галереи. Имя художницы показалось мне знакомым. Но никто не смог сказать, кто она. Отметили лишь, что ее дела ведет муж, он и привозит картины на выставки, организует салоны и так далее. Услышав имя этого человека, я вновь мысленно оказалась на своей кухне на далекой Курильской заставе. И на душе стало так странно, что это заставило меня быстро выйти на улицу. Мне не хватало воздуха. И вспомнилось, как мой внезапный гость вдыхал его, сминая в руках ночную сорочку своей погибшей жены. Он все -таки сделал это! Он выполнил свое обещание! Он сумел преобразовать одиночество в талант. Он нашел в себе силы! Господи, как я радовалась этому! Как будто мне самой удалось решить проблему своего одиночества.
