– А где же Билли?
– Билли спит.
– Где спит?
Он ткнул себя в грудь.
– Здесь. Он спит.
– Скажи, Дэвид, что значит «встать на пятно»?
– Так говорит Артур. Он объясняет нам, как это происходит, когда кто-нибудь из нас должен выйти. Это большое яркое пятно света, как от прожектора. Все находятся вокруг него, бодрствуют или спят в своих постелях. И кто становится на пятно, тот выходит в мир. Артур говорит: «Тот, кто встает на пятно, овладевает сознанием».
– Мы все отзываемся на имя Билли, чтобы секрет не раскрылся. Но Билли сейчас спит. Он уже давно спит.
Меня ни одна тюрьма не удержит, захочу уйти – уйду.
– Полагаю, вам необходимо познакомиться с Рейдженом, – сказал Артур. – Вы сняли замок с ящика Пандоры. Остается поднять крышку. Но он не выйдет, пока вы не захотите, чтобы он вышел.
– Люди обещают, а потом забывают. Не оставляйте меня одного!
Миллиган стоял, съежившись, в дальнем углу комнаты. Лицо его было в крови, из носа текла кровь. Он в который разбил голову о стену.
Молодой человек безучастно взглянул на нее, и она поняла, что это уже не Денни. И это действительно оказался «хранитель боли».
– Дэвид? – спросила она. Тот кивнул.
– Мне больно, мисс Джуди. Очень больно. Я не хочу больше жить.
Аллен быстро сделал пару глубоких затяжек, прежде чем уйти. Эта маленькая деталь казалась такой естественной – курнуть напоследок, прежде чем появится Артур, который не курит. И опять взгляд потускнел, веки заморгали.
Снова застывшее лицо, взгляд в одну точку, состояние транса. Губы задвигались, словно шел неслышный внутренний разговор. Затем челюсти стиснулись, а брови нахмурились.
Вдруг глаза его распахнулись.
– О боже! – воскликнул он. – Я думал, что умер!
– Так я не умер?
– Адалана сказала, что это она сделала, потому что отчаянно хотела, чтобы ее ласкали и любили.
– Адалана изнасиловала этих… – не поняла Джуди.
– Видишь ли, она лесбиянка.
Коллаж поразил ее. В центре листа был изображен испуганный, плачущий ребенок, а под ним подпись: «Моррисон». Над ним нависал злобный мужчина и красным было написано слово «опасность». В нижнем правом углу был череп. Розали тронула простота выражения и глубина чувств. Она не просила делать ничего подобного и вовсе не такое ожидала увидеть. Чувствовалось, что этот коллаж рассказывал мучительную историю, он буквально вызывал дрожь.
– Они не «личности», доктор Джордж. Они люди.
– Почему ты на этом настаиваешь?
– Когда вы называете их личностями, получается, что вы не считаете их живыми людьми. (Аллен)
Розали заметила, что в ее присутствии он все более и более входил в роль маленького мальчика, которого она знала как Денни. Угнетало то, что многие из его рисунков изображали смерть.
– Какого черта тебе понадобился секс с женщинами?! Ты сама женщина!
– Вы, мужчины, не понимаете. По крайней мере, дети знают, что такое любовь, сочувствие, что такое обнять кого-то и сказать: «Я люблю тебя, беспокоюсь за тебя, я сочувствую тебе».
– Позволь тебя перебить, – сказал Артур, – но я всегда считал, что физическая любовь нелогична и анахронична, имея в виду последние достижения в науке…
– Ты с ума сошел! – воскликнула Адалана. – Вы оба! – Затем ее голос вновь стал мягким. – Если бы вы хоть раз ощутили, что это такое, когда тебя обнимают и ласкают, вы бы поняли.
Потом вышел Дэвид и вытер слезы на глазах. Увидев разбитый цветочный горшок на полу, он смотрел на него, понимая, что цветок погиб. Больно было видеть, как он лежит с оголенными корнями. Дэвид чувствовал, как умирает цветок.
Однажды утром Розали наблюдала, как Билли Миллиган сидел на ступеньках Уэйкфилд-Коттедж, двигая губами и разговаривая сам с собой. Вдруг что-то изменилось: Миллиган изумленно вскинулся, потряс головой и дотронулся до щеки.
Потом он увидел бабочку, протянул руку и поймал ее. Заглянув в сложенные ладони, он с криком вскочил на ноги, раскрыл ладони и вскинул руки вверх, помогая бабочке взлететь, но та упала на землю и осталась там лежать. Билли смотрел на нее с состраданием. Когда Розали подошла к нему, он повернулся, очевидно испугавшись, с глазами, полными слез. Розали, сама не зная почему, почувствовала, что перед ней стоит кто-то, кого она еще не знает.
Он поднял бабочку:
– Она больше не сможет летать.
Розали тепло улыбнулась, не рискуя назвать его настоящим именем. Наконец она решилась и тихо сказала, почти прошептала:
– Здравствуй, Билли. Я давно уже хочу познакомиться с тобой.
Она села рядом с ним на ступеньку, а он обхватил свои колени и в ужасе смотрел на траву, на деревья, на небо.
Когда Аллен работал над лицом, инструмент соскользнул и вонзился ему в руку, так что потекла кровь.
Аллен открыл рот от удивления. Он знал, что осторожно обращался с инструментом. Вдруг его что-то отбросило к стене. Проклятье! Опять Рейджен.
– Что я сделал на этот раз? – прошептал он. Ответ эхом прозвучал в его голове:
– Никогда не трогай работу Билли.
– Черт, я только собирался…
– Ты собирался похвастаться. Показать, что ты талантливый художник. Но сейчас для Билли очень важна эта терапия.
Вечером новость была передана по телевидению, и Билли ушел в свою палату весь в слезах. Несколько дней спустя он нарисовал портрет красивой молодой женщины с мукой во взгляде – портрет Адаланы, как утверждала и сестра Нэн Грейвс.
Они позволили сфотографировать рисунки, которые Гэри привез из клиники: Моисея, разбивающего таблицы с Десятью заповедями, музыканта-еврея, играющего на рожке, пейзаж и портрет Адаланы.
Газетные публикации расстроили Билли, и во время последнего сеанса с доктором Кокен он был подавлен: он страшился того, что могли сделать с ним заключенные, узнав, что одна из его личностей – лесбиянка. Билли сказал ей:
– Если меня признают виновным и отошлют обратно в Ливанскую тюрьму, я должен буду умереть.
– Тогда победит Челмер.
– Что делать? Вся эта ненависть сидит во мне. Я не могу с ней справиться.
Хотя доктор Кокен редко давала советы или инструкции, предпочитая косвенными методами добиваться того, чтобы пациент принимал решение сам, она понимала, что уже не осталось времени на подобного рода терапию.
– Твоей ненависти можно найти полезное применение, – предложила она. – Ребенком ты страдал от оскорблений. Ты мог бы победить эти ужасные воспоминания и человека, который стал их причиной, посвятив свою жизнь борьбе против насилия над детьми. Живым ты можешь бороться и победить. Если умрешь, победит человек, оскорбивший тебя.
Позднее в тот же день, разговаривая в своей палате с Донной Эгар, Билли сунул руку под кровать и достал бритву, которую Томми прикрепил к перекладине почти семь месяцев назад.
– Вот, – сказал он, передавая ей бритву. – Этого больше не нужно. Я хочу жить.
Донна заплакала и прижала его к груди. Розали он сказал:
– Я не хочу идти в мини-группу. Я должен подготовиться к тому, чтобы быть одному. Я должен стать твердым. Никаких прощаний.
Но члены мини-группы сделали для него прощальные открытки, и когда Розали принесла их ему, Билли расплакался.
– Впервые в жизни, – сказал он, – у меня нормальная человеческая реакция. По-моему, это то, что называют «смешанными чувствами». Я никогда раньше этого не испытывал.
Билли протянул руки, и, когда наручники защелкнулись, Розали увидела, как он поморщился. Тюремный фургон двинулся, и женщины шли рядом с ним, пока машина медленно ехала по извилистой дороге к каменному мосту. Они помахали Билли, вернулись на отделение и долго плакали.
Он будет продолжать отзываться на имя Билли, хотя и знал, что не был ни Билли-ядром, ни полностью синтезированным Билли. Он был чем-то средним.
– Я не чувствую себя знаменитым, – сказал Билли. – Я чувствую, что меня ненавидят.
«Джеймс Миллиган готов заявить под присягой, что много раз Челмер Миллиган брал Джеймса и Билла на ферму, где был амбар. Его, Джеймса, он посылал в поле ловить кроликов, а Биллу всегда приказывал оставаться с ним, отчимом Челмером. Во всех случаях, когда он, Джеймс, возвращался к амбару, Билл плакал. Много раз Билл говорил Джеймсу, что отчим делает ему больно. Всякий раз, когда Челмер видел, что Билл рассказывает про такие случаи Джеймсу, он, Челмер Миллиган, говорил Биллу: «Ведь в амбаре ничего не происходило, да?» Билл, который очень боялся отчима, говорил: «Да». Потом Челмер говорил: «Ведь мы не хотим расстраивать вашу маму?» И перед тем как ехать домой, он брал с собой Джеймса и Билла и покупал им мороженое.
Джеймс Миллиган также подтверждает факты жестокого обращения с Билли в домашней обстановке».
Джуди готова была заплакать, но сдержалась. Она схватила Билли и потащила его в комнату ожидания, чтобы избежать толпы. Дороти Тернер пришла поздравить его, а за ней Стелла Кэролин и другие. Джуди видела, что все они плакали.
Когда Гэри ввел Билли в приемную, репортеры и телеоператоры окружили их, следуя за Билли и снимая его.
– Как вы чувствуете себя, мистер Миллиган?
– Хорошо.
– Вы настроены оптимистично теперь, когда суд закончен?
– Нет.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ну, – сказал Билли, – предстоит еще многое.
– Какие цели стоят сейчас перед вами?
– Я хочу вновь стать гражданином. Хотел бы лучше узнать жизнь.
Когда фургон завернул за угол, немного кофе выплеснулось на новый костюм. Билли швырнул кружку за сиденье. Чувствовал он себя отвратительно, и это ощущение становилось все сильнее.
Билли не имел представления о том, что такое Афинский центр психического здоровья. Возможно, это очередная тюрьма. Нельзя забывать, что мучения далеко не закончились и множество людей все еще желают надолго его засадить. Комиссия по досрочному освобождению уведомила Гэри о том, что, храня дома пистолеты, Билли нарушил условия досрочного освобождения, и как только он вылечится, его вернут в тюрьму. Не в Ливанскую. Из-за его преступных деяний его, наверно, пошлют в ад под названием Лукасвилль. Где Артур? Где Рейджен? Соединятся ли они когда-нибудь с ним? Они ехали по занесенной снегом дороге номер 33, проехали через Ланкастер, в котором Билли вырос, пошел в школу и пытался убить себя. Это было невыносимо. Он очень устал и хотел от всего уйти, поэтому закрыл глаза, чтобы ничего не видеть…
Несколько секунд спустя Денни огляделся вокруг в недоумении, не понимая, где находится. Ему было холодно, одиноко и очень страшно.
Но когда она оставила его одного, он остался сидеть в кресле возле своей комнаты, боясь пошевелиться, пока одна из сестер не выключила свет в коридоре.
Он прошелся по комнате, сел на кровать. Его била дрожь, глаза были полны слез. Он знал, что, когда люди добры к тебе, в конце концов придется платить за это. Всегда следует ждать подвоха.
Билли лег на кровать, не зная, что же с ним будет. За окном виднелись голые деревья. Сон не шел, но день был длинным, и наконец Билли уснул.
– Артур, ты знаешь всех других?
– Да.
– Ты всегда их знал?
– Нет.
– Как ты узнал об их существовании?
– Методом дедукции. Когда я понял, что теряю время, я стал следить за другими. Я обнаружил, что они разные, и стал размышлять об этом. Потом, задавая некоторые вопросы – и вслух, и про себя, – я узнал правду. Постепенно, в течение нескольких лет, я установил контакт с остальными.
– Я очень странно себя чувствую.
– Попытайся описать свое состояние.
– В голове чего-то не хватает.
– Памяти?
– Нет. Понимаете, перед судом я был более тесно связан со всеми остальными. А теперь вот здесь, – постучал он по голове, – как будто не хватает многих кусочков.
– Извините, доктор Кол. Иногда вы задаете вопрос, и мне кажется, что я знаю ответ, но когда я пытаюсь ответить – ответа нет. Мой Артур или Мой Рейджен знали бы, как ответить. Они умнее меня, и у них хорошая память. Но я не знаю, куда они ушли.
– Артур – внутренний помощник?
– Я так думаю, Билли. Он подходит для этой роли: умный, знает о существовании других, высоконравственный…
– Артур очень высоконравственный. Это он составил правила.
– Какие правила?
– Как поступать, что делать, чего не делать.
– Да, я думаю, Артур очень поможет в твоем лечении, если будет с нами сотрудничать.
– Он будет, – сказал Билли. – Артур всегда говорит, как важно соединиться и поправиться, чтобы я смог стать полезным гражданином. Но я не знаю, куда он ушел.
– Помню, как будто это было вчера, – сказала его мать, разглаживая юбку на своих длинных загорелых ногах. – Тебе было около четырнадцати. Я нашла кухонный нож под твоей подушкой и спросила, почему он там лежит. Знаешь, что ты мне ответил? Наверно, это ответил тот, другой: «Мадам, я думаю, ваш муж будет мертв к утру». Это были твои слова, Бог свидетель.
– Заставить Билли уснуть, чтобы выставить нас на обозрение. Я приложил все усилия, чтобы держать его в бодрствующем состоянии. Ведь для него важно сохранять самоконтроль. Однако, – теперь он обращался к репортерам, – отвечая на ваш вопрос о буйстве, я могу уверить родителей этого города, что им не потребуется запирать двери. Уильям выздоравливает. От меня он учится мыслить логически, от Рейджена – выражать недовольство. Мы учим его, и он понемногу поглощает нас. Когда Уильям научится всему, чему мы должны научить его, мы исчезнем.
– Это большое белое пятно света на полу. Все стоят вокруг или лежат на своих кроватях в темноте: кто смотрит, кто спит или занимается своими делами. Но тот, кто становится на это пятно, овладевает сознанием.
– Если вам трудно говорить об этом, не говорите.
– Все в порядке, – сказал Билли. – Доктора говорят, что для меня важно избавиться от этого. – Он закрыл глаза. – Я помню, это произошло через неделю после 1 апреля, Дня дурака. Я был в четвертом классе. Он взял меня на ферму, чтобы я помог ему подготовить огород для посадки. Он привел меня в амбар и привязал к ручному плугу. Потом… потом…
У него на глазах выступили слезы, голос стал хриплым, запинающимся, детским.
– Может быть, не надо? – осторожно спросил писатель.
– Он бил меня, – сказал Билли, потирая запястья. – Он запустил мотор, и я испугался, что меня втянет и разорвет на куски лопастями. Он сказал, что, если я пожалуюсь матери, он закопает меня в амбаре и скажет ей, будто я убежал, потому что ненавидел ее.
По щекам Билли текли слезы, а он продолжал говорить:
– В следующий раз, когда это случилось, я просто закрыл глаза и ушел. Я знаю теперь, – доктор Джордж Хардинг помог мне вспомнить многое, – что это Денни был привязан к мотору, а потом появился Дэвид и взял боль на себя.
Писатель почувствовал, что дрожит от охватившего его гнева.
– Удивительно, что вы вообще выжили.
– Теперь я понимаю, – прошептал Билли, – что, когда полиция пришла за мной в «Ченнингуэй», меня не арестовали, а спасли. Мне жаль, что до того, как это случилось, людям был причинен вред, но я чувствую, что Господь наконец улыбнулся мне, впервые за двадцать два года.
До того как я уснул и с тех пор, как доктор Уилбур меня разбудила, внутри меня не перестает идти война.
– Артур теряет власть. «Нежелательные» сейчас восстают и решили вам открыться. Это Кевин написал список. Но когда нет доверия, нельзя слишком раскрываться. Мы теряем механизм защиты. Мне пришлось поклясться, что я никому не скажу, но врать я не буду.
– Рейджен, что произойдет?
– Мы сплотимся, будем все вместе. Контроль будет полный, больше никакой амнезии. И только один будет главным.
– Кто это будет?
– Учитель.
– Кто этот Учитель?
– Очень хороший человек. Точнее, в нем есть и плохое и хорошее, как и во всех людях. Вы знаете сегодняшнего Билли. Его эмоции меняются в зависимости от обстоятельств. Учитель держит свое имя в тайне, но я знаю, кто это. Если вы узнаете, кто Учитель, уж точно посчитаете нас сумасшедшими.
– Объясни, пожалуйста.
– Так я и объясняю. Вы уже встречались с отдельными частями Учителя, доктор Кол. Главный вопрос – как все мы узнали о вещах, которые знаем? От Учителя. Он научил Томми электронике и технике побегов. Он научил Артура биологии, физике и химии. Меня он обучил, как обращаться с оружием и как управлять адреналином, чтобы достигнуть максимальной силы. Он всех нас научил рисовать и писать картины. Учитель знает все.
– Рейджен, кто Учитель?
– Учитель – Билли, все в одном. Но Билли об этом не знает.
– Почему ты стоишь сейчас на пятне и говоришь мне все это?
– Потому что Артур сердится. Он совершил ошибку, ослабив контроль и позволив Кевину и Филипу сообщить о «нежелательных». Артур умный, но он всего лишь человек. А теперь у нас мятеж.
– Расскажи еще что-нибудь об Учителе, – предложил Малависта.
– Объясняю, – повторил Рейджен. – Билли был необыкновенно одаренным ребенком. Он был «все мы в одном». Сейчас он об этом не знает.
– Тогда почему ему потребовались вы? – спросил Малависта.
– Я создан для физической защиты.
– Но ты же знаешь, что ты просто плод воображения Билли.
Рейджен откинулся назад и улыбнулся:
– Да, мне говорили, и я согласился с тем, что я – плод воображения Билли. Но сам Билли этого не принял. Билли многое не удалось, поэтому и появились «нежелательные».
– Ты думаешь, Билли должен знать, что он – Учитель? – спросил Малависта.
– Это расстроит его. Но когда вы будете говорить с Учителем, вы будете говорить с Билли как «со всеми в одном». – Рейджен опять стал рассматривать часы. – Нехорошо тратить деньги за спиной Билли. Но теперь хоть будет знать, сколько времени потерял.
– Рейджен, как ты думаешь, не пора ли вам всем встретиться с реальностью и поработать над вашими проблемами? – спросил Кол.
– У меня нет проблем. Я – часть проблемы.
– Как, по-твоему, отреагирует Билли, если узнает, что он – Учитель?
– Это его сломает.
Он – Учитель.Он обладает умом, талантом художника, стой, владеет искусством убегать.
Билли силился понять это. Сначала был только Билли-ядро, тот, который родился и имел свидетельство о рождении. Затем он распался на множество частей, но все это время за отдельными частями стоял некто безымянный – кто-то, кого Рейджен назвал Учителем. В некотором смысле невидимая, фрагментарная, похожая на дух сущность, называемая Учителем, создала всех других – и детей, и монстров, – и поэтому он один нес ответственность за их преступления.
Если эти двадцать четыре человека сольются в одного, получится Учитель. Получится цельный Билли. Как это почувствовать? Будет ли он знать об этом? Доктор Кол должен познакомиться с Учителем. Это важно для лечения. И писателю тоже нужен Учитель, чтобы узнать все, что случилось…
Билли закрыл глаза и почувствовал странное тепло, поднимающееся от ног вверх, в туловище, в руки, в плечи, в голову. Он ощутил вибрацию и пульсацию. Он посмотрел вниз и увидел пятно, яркое пятно света, слепящее глаза. Глядя вниз, он понимал, что они должны встать на пятно, все вместе, сразу. Потом они оказались на пятне, в пятне… прошли сквозь пятно… падают… мчатся сквозь внутреннее пространство… все люди плывут вместе… скользят вместе… соединяются…
А потом он оказался на другой стороне.
Миллиган сжал руки и протянул их вперед, глядя на них. Теперь он знал, почему ему не удавалось стать цельным: другие не были выявлены. Все личности, которых он создал, все их действия, мысли, воспоминания, с раннего детства Билли до этого момента, теперь вернулись к нему. Он знал и свои положительные творения, и свои неудачи – тех самых «нежелательных», которых Артур пытался контролировать и прятать. Теперь Билли знал всю свою историю: их глупости, их трагедии, их еще нераскрытые преступления. И еще он знал, что, когда подумает о чем-то или вспомнит и расскажет об этом писателю, остальные двадцать три тоже услышат это и узнают историю своих собственных жизней. Раз они будут знать, амнезия исчезнет и они уже никогда не смогут быть такими же. Это печалило его, словно он потерял что-то. Надолго ли?
Билли почувствовал, что кто-то идет по коридору, и обернулся, чтобы увидеть, кто к нему идет. Он понимал, что все его части знают маленького доктора.
– Ты – Учитель, не так ли? Я ждал тебя. Учитель посмотрел на него с высоты своего роста и кивнул, слегка улыбнувшись.
– Вы смели мою защиту, доктор Кол.
– Я не делал этого, ты же знаешь. Просто пришло время.
– Ничего не будет по-прежнему.
– А ты хочешь, чтобы все оставалось по-прежнему?
– Думаю, что нет.
– Теперь ты сможешь рассказать писателю всю историю. Сколько ты помнишь?
Учитель не отрываясь смотрел на него.
– Все. Я помню, как Билли принесли в больницу во Флориде, когда ему был всего месяц и он чуть не умер, потому что у него была опухоль в горле. Я помню его настоящего отца, еврея Джонни Моррисона, комедианта и конферансье, который покончил жизнь самоубийством. Я помню первого друга детства Билли, которого он себе вообразил.
Кол с улыбкой кивнул и похлопал его по руке.
– Хорошо, что ты с нами, Учитель. Еще многое нужно узнать.
Билли было почти пять лет, когда однажды утром он пришел на кухню и встал на цыпочки, чтобы достать со стола кухонное полотенце. Внезапно горшок для теста, который стоял на столе, упал и разбился. Билли попытался сложить кусочки вместе, но они не складывались. Услышав, что кто-то идет, он задрожал. Он не хотел, чтобы его наказывали и делали ему больно.
Он понимал, что сделал что-то плохое, но не хотел знать, что сейчас произойдет, не хотел слышать, как мама будет кричать на него. Он закрыл глаза и уснул…
Шон открыл глаза и огляделся. Он увидел на полу разбитый горшок и в недоумении посмотрел на него. Что это? Почему горшок разбит? Почему Шон оказался здесь?
Вошла симпатичная женщина, посмотрела на него и задвигала губами, но Шон ничего не слышал. Она все трясла и трясла его и больно тыкала пальцем ему в грудь. Лицо ее покраснело, губы продолжали двигаться. Мальчик не понимал, почему она сердится на него. Женщина потащила его в комнату, втолкнула внутрь и закрыла дверь. Шон сидел в мертвой тишине, не зная, что произойдет дальше. Потом он уснул.
Билли открыл глаза и съежился, ожидая побоев за разбитый горшок, но ударов не последовало. Как он попал обратно в свою комнату? Что ж, он уже начал привыкать к тому, что где-то находится, потом закрывает глаза, открывает их – и он уже в совершенно другом месте и в другое время. Билли думал, что так происходит со всеми. Ему уже случалось бывать в ситуациях, когда его называли вруном, наказывали за то, чего он не делал. Но сейчас впервые он что-то сделал, потом проснулся – и его не ругали. Интересно, когда мама накажет его за разбитый горшок? Билли нервничал и провел остаток дня в своей комнате. Хотелось, чтобы Джимбо пришел домой из школы или чтобы показался тот маленький черноволосый мальчик, который раньше играл с его солдатиками и машинками. Билли зажмурился, надеясь, что мальчик появится. Но ничего не произошло.
Странно, но с тех пор Билли никогда не чувствовал себя одиноким. Всякий раз, когда ему становилось одиноко, скучно или грустно, он просто закрывал глаза. Открыв глаза, он обнаруживал себя в другом месте, и все было по-другому. Бывало, глаза закрывались, когда на улице ярко светило солнце, а когда открывались – вокруг была ночь. Или наоборот. Бывало и так, что он играл с Кэти или с Джимбо, мигнул – и вот уже сидит на полу в одиночестве. После таких случаев Билли порой обнаруживал на руках красные пятна, а иногда болело пониже спины, словно его отшлепали. Но самого его не шлепали и не трясли. И он был рад, что избежал наказания.
В первом классе Билли учился хорошо. Монахини хвалили его рисунки. Он мог быстро делать наброски, и его умение пользоваться светотенью поражало. Но во втором классе сестра Джейн Стефенс поставила себе целью, чтобы он писал и рисовал правой рукой:
– Уильям, в твоей левой руке сидит дьявол. Мы должны его выгнать.
Он увидел, как она взяла линейку, и закрыл глаза…
Шон огляделся и увидел направляющуюся к нему женщину в черном платье и ослепительно белом нагруднике, с линейкой в руке. Он знал, что находится здесь для того, чтобы его наказали. Но за что? Губы ее задвигались, но он ничего не слышал. Он только стоял, съежившись и глядя в ее красное, сердитое лицо. Она схватила его левую руку, подняла линейку и стала молча бить его по ладони.
Слезы побежали по его щекам, и он опять не мог понять, почему он здесь и почему его наказывают за то, чего он не делал. Это было несправедливо.
Когда Шон ушел, Билли открыл глаза и увидел уходящую от него сестру Стефенс. Он посмотрел на свою левую руку и увидел красные рубцы, почувствовал, как они горят. Еще он почувствовал что-то на лице и потрогал щеку правой рукой. Слезы?
В тот уик-энд, когда семья смотрела новости и похороны по телевизору, Билли увидел, что мама плачет. Ему стало больно от этого. Он не мог видеть ее плачущей и слышать ее рыдания, поэтому закрыл глаза…
Появился Шон и стал смотреть на немые картинки на экране телевизора. Все присутствующие тоже смотрели. Он подошел к телевизору, приблизил лицо к экрану и почувствовал вибрации. Челла оттолкнула его, чтобы не мешал смотреть. Шон ушел в свою комнату и сел на кровать. Он обнаружил, что если медленно выпускать воздух изо рта, при этом стиснув зубы, то получатся такие же смешные вибрации в голове – что-то вроде з-з-з-з-з-з… Он долго так делал, сидя один в своей комнате. З-з-з-з-з-з…
На следующее утро, перед завтраком, Челмер пришел на кухню. Вид у него был такой, словно он тоже плохо спал. Он объявил, что он и Билли поедут на ферму. Там много работы.
Челмер вел машину, за всю дорогу не проронив ни слова. Он открыл гараж и завел трактор в амбар. Потом Билли закрыл глаза. Он почувствовал боль…
В заявлении доктора Джорджа Хардинга суду говорится: «Пациент сообщает… что он лично подвергался садистскому и сексуальному насилию, включая анальный половой акт, совершаемый мистером Миллиганом. По словам пациента, это произошло, когда ему было восемь или девять лет, и продолжалось в течение года, обычно на ферме, где он находился один с отчимом. По его словам, он боялся, что отчим его убьет, так как тот грозился закопать мальчика в амбаре и сказать матери, что он убежал».
…Ив этот момент его разум, чувства и душа разлетелись на двадцать четыре части.
Он ударил мать. Билли был в комнате и видел это. Он пришел в ужас, ему хотелось защитить ее, остановить Челмера, чтобы тот не бил маму. Но он чувствовал запах ликера и боялся, что Челмер убьет его и закопает, а потом скажет маме, что он сбежал.
Билли убежал в свою комнату, захлопнул дверь спиной и зажал уши руками. Но он не мог не слышать маминых криков. Плача, он медленно сполз по двери на пол, плотно закрыл глаза, и глухота Шона наконец принесла долгожданную тишину…
Челмер взял его на ферму, увел за кукурузное поле, дал ему лопату и приказал копать…
Позднее доктор Стелла Кэролин описала этот эпизод в своем заявлении, которое она зачитала на суде: «Отчим подверг его сексуальному насилию и грозился закопать живьем, если Билли пожалуется своей матери. Он действительно закопал ребенка, оставив у его лица трубку для воздуха… Прежде чем откопать ребенка, он помочился через трубку прямо в его лицо» («Ньюсуик», 18 декабря 1978 года).
…С того дня Денни стал бояться земли. Он больше никогда не ляжет на траву, не дотронется до земли, не нарисует пейзажа.
Билли любил цветы и поэзию, любил помогать матери по дому, но он знал, что Челмер называет его неженкой и чокнутым. Поэтому он перестал помогать матери и писать стихи. Появилась Адалана, чтобы все это делать за него, но втайне.
Однажды вечером Челмер сел перед телевизором, чтобы посмотреть фильм о Второй мировой войне. В этом фильме гестаповец бил свою жертву шлангом. Когда кино закончилось, Челмер вышел во двор и отрезал длинный кусок от садового шланга, сложил его вдвое и замотал черной лентой сложенные вместе концы, чтобы получилась ручка.
Войдя в дом, он увидел, что Билли моет посуду. Прежде чем Адалана сообразила, что случилось, она почувствовала сильный удар по пояснице, от которого упала на пол. Челмер повесил шланг за петлю на дверь спальни и лег спать. Адалана поняла, что мужчины жестокие и отвратительные и что им нельзя доверять. Она очень хотела, чтобы Дороти или одна из девочек – Кэти или Челла – обняла ее, поцеловала и заставила уйти все ее страхи и обиды. Однако ей было известно, что это вызовет неприятности, поэтому Адалана легла и плакала, пока не уснула.