Мне тогда было восемь. Знаешь, какое лето
в белорусском полесье - трава достает до плеч…
И бежишь в ней, хохочешь, собака несется следом,
как устанешь бежать – можно в теплую зелень лечь
и смотреть в облака, и бинокль сложив из пальцев,
сочинять: это лошадь, а это – ее седло…
Возле заводи шумно, мальчишки зовут купаться,
там, где мелко, вода прозрачная, как стекло.
Видно маленьких рыбок – их можно ловить руками,
только жалко: смешные, беспомощные мальки…
Накупавшись до одури, мчишься обратно, к маме –
ее руки, слегка белесые от муки,
пахнут сдобой и травами… Ждет на столе картошка,
и кувшин молока, и еще не остывший хлеб…
Я смотрю, как летит самолет – далеко, в окошке…
Его тень, как беда, расстилается по земле.
Я смотрю, как летит самолет… Молоко в кувшине
начинает дрожать… Через поле солдат бежит…
— А потом что случилось, дедушка? Расскажи мне!
— А потом началась война.
И я стал большим.