Как всегда, все было не так, как всегда. Я выбралась на запретную, но свою территорию. Это, не смотря на укоры хозяев дома и угроз дворников было мое место. Мое и только МОЕ (единственное, что я могла назвать этим глупым, контролирующим меня словом из трех букв). Я выбралась на крышу. Как всегда, поздоровалась с ветром нашим привычным жестом, который мы с ними придумали прошлой весной, когда славно поболтали с ним о свободе и штопаных носках из ненатуральной вискозы за чашечкой глинтвейна. Я подняла руки к небу, отдала честь двумя пальцами правой руки, а он обнял меня и приветственно «завел» флюгер. Красный-красный закат - медленно тонущее за горизонтом солнце (чужое солнце… которое я обещала вечно считать своим). С ним мы тоже когда-то говорили о снах, о детях Африки и о том, как лучше всего бороть с молью, но почему-то до приветствия у нас так и не дошло. Не сошлись характерами. Знаю, знаю. Именно поэтому любила его, мое Солнце, на расстоянии Запах акации, небрежно развеянный в сжатом жарой воздухе, вызывал щекотку в носу. Хорошо и одиноко. А раньше я не умела это совмещать. Как всегда, я выбралась на крышу по пожарной лестнице для того, что б сделать нечто важное (по другой причине «мое» место я не посещала, во избежание привыкания и к нему тоже. Это недопустимо - привыкнуть к тому, что любишь. Вот я этого и не допускала). Ветер видел, что я тащила в руках огромный ворох блокнотов - истрепанных, мятых, пожелтевших. И флюгер перестал вертеться. «Да, ты все верно понял, Это мои дневники. Ну что ты смотришь? ? Что уставился? ? Дуй себе» - во вспышке возмущения прокричала я. Как всегда, прежде чем открыть какой-либо блокнот, я разглядывала его. Вот зеленый. Это целый год моей жизни, за который я научилась быть собой, делать греческий салат, находить в ночном небе Сириус и терять, терять, терять… Вот желтый, с серым пятном на обложке. В этих строках вечно будут бродить мои мысли о себе, о безысходности и счастье, поэма о слабости, стих о непростительной женской хрупкости, билет на концерт пятигодичной давности и рецепт пиццы папперони, данный доброй старой, уже не существующей в этом измерении соседкой. А вот бордовый, тоже с пятном на обложке (помнишь, ветер, это ведь ты сдул пепел костра на чистые бумажные листы, расписавшись тем самым на одном из моих дневников. Ты единственный, кому я это позволила). А тут - коллекция моих слез, а еще то, тему я научилась благодаря обретенному другу, истории о прогулках по раскаленным рельсам и ночному городу, уснувшим улицам, укрытым покрывалом из брусчатки и пледом из летнего дождя. А еще о том, как я научилась кататься на коньках и разучилась верить… Я берегла эти три блокнота, как свою душу, как свою свободу. Я была уверена, что ни за что с ними не расстанусь, и когда-нибудь в старости передам их внукам - пусть поучаться жить, пусть поймут, кем была их бабушка. Но до внуков мне еще далеко. А вот мысли мои мне уже не нужны… «Ну что ты вновь глядишь на меня. Да, ветер, да. Я решила их сжечь. И я не ошибусь». Я лишилась прошлого. Я чувствую, что становлюсь кем-то, кого не знаю. Я становлюсь тем, кто не приемлет меня настоящую. Я перевоплощаюсь в того, кто не считается с моими ценностями. Меня побеждает тот, кто не умеет мечтать и топчет понятие «вера». Я привыкла оставаться одна… Мой друг превратился лишь в подругу, с которой впору говорить о моде, флирте и обсуждать никому не нужные, далекие от меня и от нее темы. Мое Солнце превратилось в горящую спичку. Мне не нужно такое прошлое. Я решила - буду жить заново, а для этого следует организовать себе амнезию (может, я об этом и пожалею. Это мы еще проверим). В сердцах я чиркнула Солнцем-зажигалкой. Желтые страницы стали морщиться. Строки сжимались в комки пепла. Солнце, хранящее душу, сжигало ее своей чрезмерной близостью. Флюгер стоял неподвижен. Как всегда, я не плакала. Спустилась в дом, прячась от укоров ветра. Полка, на которой стоял бордово-желто-зеленый ворох, была пуста. Ну вот, меня нет. Я - душа без истории. Чистый лист. И единственное, что осталось в моей памяти после острого приступа амнезии - крепкая дружба с ветром и настороженное отношение к Солнцу и зажигалкам. Я пообещала себе больше никогда не писать дневников. P. S. Через 12 часов, 23 минуты и 44 секунды она пожалела о сделанном. Но у нее не оставалось выбора. Оставалось лишь жить начисто… Обещаний она не нарушала. Равно, как и не умела жить без души. Именно поэтому через месяц все обои в её комнате были пленены зарисовками на тему разговоров с ветром — о том, как учиться прощать, как готовить макароны по-флотски, как бороться с терроризмом и уметь лечить душу после длительной амнезии…