Ну вот, чего и требовалось ожидать. Я снова забрасываю блог. Ладно, пока нет нстроения писать о реале, я буду кидать свои творческие беспорядки. Оценивайте.
Оля шла по тротуару, пиная ногами пурпурные и золотые листья. Начался мелкий, серый осенний дождик. Девушка, не замечая капель, падающих на её короткие рыжие волосы и белое, постепенно намокающее, пальто, посмотрела на небо. Тучи, его затянувшие, были похожи на больших слонов, которые вот-вот наступят на Землю. Вспомнив, что дома её ждёт не самый лучший приём, Оля тяжело вздохнула. Всегда так: стоит человеку с безупречными оценками получить тройку, так на него сразу же вешают все смертные грехи.
Странно было вот так стоять под дождём и думать о собственных неприятностях, забыв, что у лучшего друга тоже дела ни к чёрту, и он ждёт её уже целый час. Опомнившись, она поудобнее перехватила сумку, откинула за спину мешавший бежать шарф и понеслась по уже появившимся мелким лужам, утопившим в своей грязной воде опавшие листья, в сторону больницы.
Когда девушка переступила порог здания, её охватил липкий ужас. Так было всегда, когда она видела эти девственно-чистые стены, чувствовала этот жуткий запах - смесь хлорки и спирта - запах стерильной чистоты. В нерешительности подошла она к стойке ресепшн.
— Извините, а к Кириллу Емельянову можно? - робко спросила Оля у молодой медсестры, вид которой внушал наибольшее доверие.
— Емельянов? А кто вы ему? - с неожиданно помрачневшим выражением лица та задала встречный вопрос.
Оля резко побледнела. Её не было всего 2 часа, ничего не должно было случиться, но интонация голоса медсестры говорила обратное.
— Я его… сестра, - решившись, солгала девушка. - Емельянова Ольга.
— Что же, если так… - из-за искреннего беспокойства Оли, медработник не стала проверять её слова. - Он в реанимации. Состояние резко ухудшилось и стало необходимостью провести операцию досрочно.
Все внутренности Оли словно сжал огромный кулак. Очень тихо, почти одними губами она спросила:
— На сколько всё серьёзно… Валентина Кирилловна? - прочла девушка на бэйджике медсестры и побледнела ещё сильнее, осознав, что отчество той созвучно с именем её лучшего друга, который в тот момент находился под наркозом.
— Я ничего не могу сказать, - с искренним огорчением сказала Валентина. - Можете подождать новостей здесь, - указала она на мягкий на вид зелёный диванчик недалеко от входа.
На практически негнущихся ногах Оля подошла к дивану и присела на краешек, никак не реагируя на внешние раздражители. В этот ужасный момент она почему-то вспомнила лишь оборванный клочок бумаги, оставшийся от когда-то висящего на фонарном столбе объявления. Мимо этого столба Оля проходила каждый день по дороге в школу, на крыльце которой её непременно ждал Кирилл. Она не хотела продолжать дышать при одной только мысли, что у тех чёрных металлических дверей больше не будет стоять человек, без которого она не представляла себя.
В давящей послеобеденной тишине больницы внезапно послышались шаги. Оля моментально встала с дивана - шаги доносились с лестницы, ведущей к двери в операционную. Изящный стук женских каблучков звучал, словно в фильмах ужасов. На ступеньках показалась медсестра. Это была высокая, стройная женщина из тех, которых часто принимают за бесчувственных и холодных из-за их вечно прямой спины и кажущегося презрительным взгляда сверху вниз. Медсестра подошла к ресепшен и что-то спросила у Валентины Кирилловны, поглядывая на Олю. Затем она глубоко вздохнула, словно ей предстояло сообщить незнакомому человеку что-то неприятное, и от этого ей было немного неловко, ведь мало кто знает, как вести себя в подобных ситуациях, и, посмотрев на Олю, которая казалась восковой фигурой, спросила:
— Вы сестра Кирилла Емельянова, верно?
Оля молча кивнула и подняла взгляд на медсестру. Та вздрогнула от неожиданности, увидев отчаянную тоску в глазах девушки, но, не потеряв самообладания, продолжила:
— Операция прошла неудачно. Пожалуйста, сообщите родителям, что необходимо приехать - мы сделали всё, что смогли, но Кирилла Витальевича спасти не удалось.
Оля почти ничего не чувствовала. Только, может, пустоту. Везде - от кончиков волос до кончиков пальцев. Мысленно она задала себе алгоритм действий - встать, поблагодарить и уйти, не выпуская на волю эмоции. Она так и сделала, сквозь какую мутную пелену слыша голос плохой вестницы, пообещав позвонить якобы своим родителям.
Волю чувствам она дала лишь в маленьком парке за своим домом, причём совершенно не помня, как там оказалась. Пустота выливалась из неё толчками. Было непонятно, как пустота может исчезать, заменяясь щемящим сердце чувством безысходности, но именно это и происходило. Слёзы беззвучно лились из глаз Оли, а она просто сидела на мокрой от кончившегося дождя лавке. И эти слёзы заменяли парку дождь.