В следующий раз вы встречаетесь через 5 лет. На улице март, шальной ветер носится между деревьями, смеясь и целуя их в листья мягкими солнечными лучами. Стеснительные берёзы прячут юные лица в веткии хихикают между собой.
Он встречает тебя на крыльце, и вы идёте через сад к скамейке, твоей любимой, той, что с торцовой стороны больницы.
Боже, он так возмужал. Зелёные глаза стали выразительнее (хотя, казалось бы, куда ещё больше?), обрели какой-то удивительный внутренний покой, хоть и не утратили того особенного свечения, того самого, на которое ты не могла наглядеться с первого дня вашего знакомства.
Вы опускаетесь на скамейку, как всегда, не так близко, как хотелось бы обоим, но на достаточном расстоянии, чтобы не умирать внутри все эти пол часа к ряду. Он садится в пол оборота, смотрит на тебя. Ты наблюдаешь, как муравьи шпыняют между трещинками в старом асфальте.
— Аня… - твоё имя лопается на его губах, как канат альпиниста, покоряющего ущелье без страховки.
— Видишь, какой я стала, - чуть слышно улыбаешься краешком потрескавшихся губ. Взгляд пуст и неотрывен, как остановившаяся стрела старых часов.
— Я бы приехал раньше, я просто…я просто не знал… - ты улыбаешься с закрытыми глазами, подставив лицо под поцелуи майского ветерка, и он замолкает ещё минут на пять, а потом срывается еле слышно, сжимаясь, - Мне страшно видеть тебя такой. Прости меня, прости меня. Прости меня!
Его жутко трясёт, он бледнеет, обнимает за худющие плечи, упирается лбом в плечо, шепчет что-то через сбитое дыхание и выпрыгивающее сердце.
Ты, конечно, прощаешь ему всё. Вдумчиво перебираешь пальцами его пшеничные волосы, как тогда, на море, пять лет назад. А когда он замолкает тревожно, в твоих руках, как шестилетний ребёнок в руках матери после кошмарных снов, ты аккуратно приподнимаешь его за подбородок, так, чтобы расстояния между вами осталось не больше одного слова. Он роняет свой взгляд в твои чёрные (от того, что зрачок на весь глаз), громадные глаза и не может ни встать, ни даже пошевелиться. Ты улыбаешься как-то странно и вдруг отчётливо произносишь шёпотом, будто спускаешь курок: "Беги".
И тут он срывается с места, не обращая никакого внимания на то, что забыл очки, пытаясь не слушать, не слышать тот сумасшедший, ледяной, захлёбывающийся хохот, твой хохот - сквозь сад, спотыкаясь, хлопая калиткой в воротах с надписью "Областная психиатрическая клиника", а затем и дверью своего авто. Он не приедет больше никогда, ты это знаешь и кричишь ему в след: "Спокойной ночи, сумасшедший, удачного плавания!". Санитанки, прибежавшие на шум, причитают и успокаивают тебя, отводят в палаты, пахнущие хлоркой и старостью, делают укол. Ты засыпаешь и видишь во сне море в штиль. Чайки. Лодка. Песок. Ты уплываешь и никогда больше не возвращаешься. Потому что больше тебя никто не ждёт.