— горькая, эта глубокомысленная фраза, заставившая меня сломать голову, принадлежит именно Ей.
Я всегда восхищаюсь людьми, чьи глаза выдают их уязвимость с поличным. Однажды я придумал нехитрую метафору - бирюзовые штольни глаз, и я давным давно коченею в холодных катакомбах ее глаз, напрасно ища выход, следуя за иллюзорными нитями Ариадны, которые мне периодически подбрасывают то друзья, то моя любимая дщерь [наша какбэ, я еще помню те бешеные картинки - Патька, Эмили, девчонка из Помни меня], то Полли.
Она рисует, она закончила художку, но она никогда не показывала мне ни одну из своих работ - а мне бы было очень любопытно посмотреть на них. Я помню свою неосторожную фразу про насыщение мозга эндорфинами, гормонами счастья, и она до сих красуется у нее на страничке. Жаль, что эндофины теперь вводятся строго дозированно, насильно и внутривенно.
У нее много друзей, и много верных, преданных ей людей - в этом я однажды убедился, когда меня пытались закидать камнями ее же собственные друзья, но, впрочем, я это заслужил. А она заслужила верных людей, на которых можно положиться.
Не знаю, что еще о ней сказать - приведу лучше оооочень старую свою заметку о ней.
За тридевять земель, за тридевятью замками, откроется лишь тому, чьи руки будут безнадежно нежны.
За тонким флером, в древесной шкатулке, пахнущей свежим полем, в лучах весеннего солнца, бьется ее сердце.
За гранью разумного, с примесью виски, щепоткой улыбок, граммом отчаяния, каплей снега, ее взгляд.
За немыми укорами, чемоданами опыта, шарфами недосказанности, юбками игривости, кроются тугие жилы, наполненные силой, кровь в них бьется в ритме танцев, в ритме сальсы, в ритме ча_ча_ча.
Портреты-секреты-ответы-приветы-либретто.
Разгадай ее.
навсегда.