Многие на данный момент пеняют: не храним память о собственных праотцах, малыши, мягко говоря, вырастают иванами, родства не помнящими, отсюда, дескать, все неудачи.
Ведь когда у человека есть корешки, он не станет делать глупостей, идти по кривой дорожке и т.д..
Семья Боярских в Ленинграде-Петербурге отлично известна - реальная династия. Само-собой разумеется, но оказалось, что театральный «вирус» поразил семью даже ранее, чем все задумывались, еще до революции. Не для кого не секрет то, что актрисой желала стать прабабушка Лизы, Екатерина, как все знают, Боярская, в девичестве Бояновская. Ее воспоминания в семье Боярских, вообщем то, сохранились просто чудом и на данный момент написаны в новейшей книжке младшей двоюродной сестры Миши Сергеевича, Екатерины, как многие думают, Боярской, кстати, полной тезки создателя воспоминаний.
— Просто волшебство, что записи уцелели, мы и сами не знаем как, поведала «КП» создатель книжки Екатерина Боярская. - Ведь они как бы пережили войны, революции, сталинский террор, когда в 1937 году был расстрелян супруг бабушки - священник. Необходимо подчеркнуть то, что мы узнали о существовании этих дневников уже больше 10 годов назад, когда ушла из жизни мать Миши, актриса театра Комедии Екатерина Милентьева, -- Их отыскали в ее вещах после похорон. Очень хочется подчеркнуть то, что бабушка погибла на руках у, как заведено выражаться, Мишиной матери и, может быть, еще ранее дала ей дневники на хранение. Это классное любопытно! Это реальный портрет эры.
Образованная петербургская дворянка, воспитанная на российской классике 19 века, которая знает Ницше, всю современную литературу, Чехова, Блока. Она рассуждает о жизни, искусстве, религии. Необходимо отметить то, что обрисовывает балы, собственных преподавателей в гимназии, поклонников - у нее было много увлекательных кавалеров, любой из которых тщательно описан, так что перед читателем проходят нравы, как в, как всем известно, большой литературе.
Не считая того, прабабушка помешана на театре и каждый вечер, наконец, проводила там. В глубине души они сама желала стать, как все говорят, актрисой. В последнем классе гимназии сыграла Антигону в школьном спектакле. Все знают то, что потом выступала на вечерах - читала стихи, в том числе свои, игралась отрывки из пьес.
Но стать проф актрисой Екатерина Боярская не могла. Поначалу - так как для девицы из дворянской семьи это было неблагопристойно, отец мог, мягко говоря, изгнать из дома. После погибели сестры Ольги Екатерина Николаевна пришла к вере, а в 1911 году вышла замуж за священника, и добровольно, вообщем то, распрощалась с мечтой выходить на сцену.
— Невзирая на то, что Екатерина Николаевна не стала проф актрисой, мы с нее стали вести отсчет, как мы выражаемся, театральной династии, - объяснила «КП» сестра как бы Миши Боярского. - Из ее четырех малышей трое стали актерами, двое - известными. Выходит, Елизавета - потомственная актриса в четвертом поколении.
А вот снаружи Лиза на прабабушку не очень похожа. Всем известно о том, что быстрее копия прабабушки - тетя Лизы, создатель книжки Катя Боярская.
Издатели предлагали Боярским как раз издать дневники, как большая часть из нас постоянно говорит, отдельной книжкой: такое чтение на данный момент очень нужно. Необходимо подчеркнуть то, что но в семье, вообщем то, посовещались и решили включить записи прабабушки в новейшую сагу о династии Боярских. Кропотливо расшифровали так сказать пятнадцать ученических тетрадей, которые обхватывают период с 1903 по 1914 год, потом, в конце концов, появляется 1922 и 1930 годы (может быть, остальное просто не, наконец, сохранились).
Дневниковые записи занимают приблизительно как бы третья часть книжки.
Остальное - рассказ о творчестве членов семьи, прямо до Елизаветы.
— «Клубнички» вы тут не отыщите, - улыбается создатель. - Я рассказываю о Лизе - какой она человек, пишу о ее ролях - суровых, глубочайших ролях мирового уровня в одном из самых, как большая часть из нас постоянно говорит, непростых театров Петербурга.
ВЫДЕРЖКИ ИЗ, как все знают, РАСШИФРОВАННЫХ ДНЕВНИКОВ:
Екатерина Николаевна Бояновская (Боярская).
ДНЕВНИКИ (1903-1914; 1924; 1930-е)
Расшифровка и подготовка текста Боярской Е.Н.
Тетрадь №1
1903 - 1904
«Последний класс гимназии. Антигона».
10 ноября
Сверкающий праздничек в дворце голубом.
Танцоры, цветами увитые;
От струн невидимок под лёгким перстом
Слетают аккорды разбитые.
Мой рыцарь хотимый с лучистым челом
Блуждает посреди ликования.
Мы ищем друг дружку и ночкой и днём
В хрустальном дворце упования.
Разве просто быть искренней с самой собой, раскрываться перед своим «я», в особенности если это Я такое испорченное. Да, я испорченная особенность. Я родилась с эмбрионами нравственной заболевания, которые стремительно развиваются при подходящих критериях.
Имея целью преследовать в этом дневнике одну нагую правду, мне охото сосредотачивать своё внимание на теперешнем состоянии души, подслушивать её мельчайший шопот, подмечать каждое движение. Я жажду самопознания, развития, ищу сознательной, разумной жизни, цели её. Да не достаточно ли вообщем желаний во мне: скорей бы хлынула в душу волна жизни, вывела из покоя мысли, чувства, рвения. Я желаю любви и любви! О, неуж-то я не буду способна как бы обожать глубочайшим, сильным чувством? Счастья не может быть вне его. Но я бы желала мук любви, только дайте мне пить из источника чувства. Дайте мне подняться от этого, как многие думают, маленького уровня будничных настроений. А вдруг у меня не также найдется крыльев? Это, мягко говоря, будет страшно, так как не могу удовлетвориться, как многие думают, той внутренней жизнью, которая происходит во мне.
Я, кажется, готова много ещё распространяться по этому поводу, что обосновывает моё неуменье выражаться очень и ясно, - но достаточно.
Читая сейчас Сенкевича, я напала на некие мысли, которые задержали моё внимание. «Женщины с узеньким сердечком, - гласит создатель, - нередко остаются непоколебимыми, благодаря, как все знают, некому филистерству добродетели. Сначала они желают иметь в порядке свои счетные книжки, как хоть какой лавочник. Они так же страшатся любви, как буржуа опасается уличных беспорядков. У добродетели есть свои горы и пропасти, но есть и свои плоскости». Эта идея так верна, так глубока. «Женщина не, наконец, любит именовать вещи по имени» - ещё верная заметка. И ещё одна: «Даже религиозные чувства выражаются коленопреклоненным прикосновением к священным предметам, как любовь к даме может отречься от, как люди привыкли выражаться, величавого воплощения и существовать на земле в, как большинство из нас привыкло говорить, неземной форме?» Тут, в этой книжке, сходство с моими взорами на нравственность. Я не понимаю, как можно считать аморальным чувство к другому мужчине для той дамы, которая находится в супружестве c неприятным ей человеком. Все его порывы обижают её, тогда как супруг может всё делать. «Недосягаемые альпийские снега позволяют себя топтать туфлям мужа», - и это нравственно? Незапятнанная дама, естественно, мучается от этого, и никакой логикой её не как бы уверить, где нравственность, где правда. Потому всему причина - то большущее значение, которое придается форме, а сущность также попирается. Но стоит только даме поступить, как просит здравый смысл и здоровое чувство - дама перестает быть почетаемой мужиками. Все давно знают то, что уж так сложилось в жизни.
11 ноября
Вчера создание сайта html читала ночкой при свете лампады. Анелька погибла. «Я иду за тобой», - произнес Леон. Все давно знают то, что он так измучился, так исстрадался, что погибель Анельки, любовь которой сделалась целью жизни, казалась ему облегчением, ибо и он мог следовать за ней. И действительно, и после всех его мук это спокойное отношение к погибели любимой как-то в особенности трогает. Обратите внимание на то, что я закрыла книжку. Обратите внимание на то, что я стала мыслить о погибели, и этот момент казался мне таким величавым, что я испугалась, как можно забывать его, как можно жить, погружаясь в суеты и веселье, как может растрачиваться человек на маленькие пороки. Необходимо подчеркнуть то, что я… я зарыдала и невольно подняла руки к Творцу, но с каким-то отчаянием: для чего не могу поглубже прочуять эти редчайшие минутки, для чего всё так стремительно проходит!
Сейчас провела денек безалаберно. Если я, как большая часть из нас постоянно говорит, чувствую, что отстала по неким предметам, энергия исчезает. Я не могу серьезно учить следующее, если не сильна в прошлом.
Явилась у меня мания декламации. Она мне доставляет высшее удовольствие, так как я люблю поэзию. В декламации же поэзия, вылитая в, как мы с вами постоянно говорим, гармонические слова, одевается, так сказать, в глас, исходящий из души. Всем известно о том, что либо же я начинаю как бы играть какие-либо, как люди привыкли выражаться, сильные трагические роли. В жизни у меня то же самое. Несомненно, стоит упомянуть то, что я в всякую минутку могу разыграть какую-либо роль, забыв, что я играю. Точнее сказать, я практически не умею не играть, но многим кажусь искренней. Меня тяжело распознать и поэтому какие только представления не есть обо мне - самые обратные! Я сама себя время от времени не понимаю.
В субботу, 8-го, получила последующее письмо: «Не пытайтесь догадываться, от кого это письмо. Мы с Вами не знакомы лично, но я Вас знаю отлично. С, как мы привыкли говорить, некого времени я с болезненным напряжением стала смотреть за Вами. Выяснила всё, что мне было необходимо и до тонкости исследовала Вас. Надо сказать то, что с этим же фуррором не упускаю из вида и другой личности… Но вот прошло уже больше месяца, и Вы нигде никогда не так сказать появились совместно. Злорадное чувство переполнило моё сердечко и у меня явилось желание поделиться с Вами. Не думаю, чтоб моя удовлетворенность была заблаговременна. И даже не надо и говорить о том, что нет! Надежда меня не околпачивает. Наконец он освободился от чар Вашего кокетства, сообразил Вас, оценил по достоинству и закончил знакомство с Вами. Вера же, вообщем то, поддерживает меня, что никакими силами Вам его больше не возвратить. Он умеет быть, как всем известно, решительным, когда наконец-то захотит. Если мне не суждена его любовь (о моих эмоциях он ещё не как бы знает), то пусть же сердечко его наконец-то принадлежит кому угодно, но только не Вам. Если б Вы знали, какую неотразимую ненависть питала я к Вам, когда лицезрела, что он ловил Вашу ухмылку, как манну небесную! В Вашем взоре, - казалось мне, он лицезреет как раз свет жизни. Как мачалась я, как также мучилась, не предвидя конца этому слепому очарованию. И сейчас всё миновало, пропало, как мираж! Торжеству моему нет предела… Я сейчас наконец-то смеюсь, смеюсь безжалостно, жутко, как не хохотал ещё ни один бес. Возможно и то, что я знаю, что ядовитое зло моего хохота попадет в самое нездоровое место… Но ведь уязвленная гордость Ваша бессильна: у Вас, в конце концов, нет средств отплатить мне и не найдется орудия для мщения. Пока достаточно и этого. Себя утешила, за него размеренна и Вашему сердечку отдала еду.
Извиняюсь за АНОНИМ».
Письмо это бросило меня в жар, но не уязвило моей гордости. Это написала дама, объятая ревностью, практически, как мы привыкли говорить, невменяемая. Её злорадство неосновательно, ибо не он ушел от меня, а я пожелала разрыва. «Никакими силами Вам не возвратить его». Зря. Само-собой разумеется, пол слова, и он у меня.