Иногда в моей душе случается совершенно особое состояние. Его обычно называют депрессией и осуждают жадные до постоянной радости и веселья, искренне полагающие, что именно вот этот безудержный, беспричинный позитив в любую минуту и отличает оптимистов от пессимистов. Некогда не любила его и я. Внутренние, душевные переживания и болезненные размышления, приходящие в некоторые моменты моей жизни, вызывали отторжение и неприятие. Я немедленно собирала все силы в кулак и начинала с ними неистово бороться, пока не заметила, что от этого становится только хуже. Вымученное, неискреннее веселье выглядело бледной, неприятно карикатурой на подлинное счастье. Так фальшивят музыканты, когда играют Моцарта, не вкладывая душу. Ноты те же, а результат лишь ставит под сомнение всё музыкальное искусство и необходимость им заниматься.
Мне часто говорили, что жизнь создана для счастья и радости, а я неуверенно кивала головой, неспособная сформулировать своё внутреннее сомнение. Наверное, печали, трагедии и минуты депрессии созданы для того, чтобы грустить. Старательно делать в эти минуты вид, что всё хорошо, натянуто улыбаться, кричать и размахивать руками, стараясь показать, какой ты оптимист и как способен оставаться на позитиве даже в трудные времена, как-то глупо. С тем же успехом можно балагурить и веселиться на похоронах или громко кричать и ругаться матом в церкви.
Есть время, которое создано и нужно для другого. Оно может длиться один вечер или несколько дней, как болезнь или наваждение, но нет ничего дурного в том, чтобы в эти моменты посильнее закутаться в одеяло и почувствовать себя самым несчастным на свете. Мало что ли вещей у нас у всех уже есть и ещё будет в жизни, от которых можно погрустить и поплакать?
Те, кто привык прятаться от печали, разумеется, покрутят пальцем у виска. Сегодня ведь популярные статусы Вконтакте хорошо объяснили главные жизненные тренды. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на плохих людей, грусть или длинные споры. Она достаточно длинная для новостных лент социальных сетей, бесконечных тусовок, отнимающих выходные за выходными, и периодической лени, но слишком короткая для грусти и самокопания, поиска себя. Ремарк, у которого было «время жить и время умирать», сегодня как-то не в чести.
Разумеется, грустить и печалиться как-то очень пессимистично. Но это только для тех, для кого оптимизм давно стал синонимом перманентного балагурства. Для всех остальных грусть – одно из состояний души, каждое из которых можно использовать для чего-то важного и полезного, ведь они лишь инструмент. В одних руках автомат – орудие убийства, в других – средство защиты своей семьи. Тут только руки имеют значение. Одни зимой ждут лета или пытаются сбежать в жаркие страны, другие – наряжают ёлку, катаются на коньках, лыжах и сноубордах, играют в снежки, лепят снеговиков.
Проблемы начинаются лишь там, где случается гипертрофированность. Депрессия, затянувшаяся на недели, зима, оставшаяся в городе на годы, или дождь, который не прекращается месяцами. Но чувство, пришедшее вовремя и ненадолго, способно помочь и принести пользу, даже если это чувство грусти. Да и, в конце концов, гипертрофированная, перманентная радость никак не лучше такой же печали.
Современный человек успел настрадаться и наплакаться, вдоволь наошибаться и набить себе шишек, заработать шрамов. Потому он и жаден до теорий вечной радости и сплошного позитива, этого «всё, что не делается, всё к лучшему» и других трендов, которые были хороши, покуда выступали приправой для общих концепций жизни, но стали разрушительны и невыносимы, став общим способом жизни (попробуйте-ка есть на обед одни специи).
Проблема нового человека, бесконечно позитивного и разучившегося плакать, во внутреннем, несформулированном даже для самого себя страхе. Нам отчего-то кажется, что, пусти мы немного грусти в свою жизнь, и она уже никогда не закончится. Мы будто не верим в свои силы увидеть плохое и изменить его к лучшему. А потому предпочитаем не расстраиваться дурному, а делать вид, что «не так уж и плохо», а потом отворачиваться и стараться больше не смотреть в ту сторону. Из-за этой примиряющий с жизненными обстоятельствами несмелости, мы, например, годами сидим на работе, которую давно переросли, не замечая очевидных её недостатков.
Нам кажется, что «дождь никогда не закончится», что, отнесясь к чему-то серьёзно и, взявшись за свои (или общемировые) проблемы, мы уже никогда не улыбнёмся. Но ведь так будет только с теми, кто не способен развиваться и идти дальше, отдавая все свои силы на взятие новых рубежей. И лучшим средством для этого всегда была некоторая доля здоровой самокритики. Осознание недостатков своей жизни неизбежно приводит к печали, которой не нужно бояться. Пусть прячутся слабаки, которых эта печаль сломит, ведь у них в сущности нет выбора. Сильным людям такая печаль даст силы бороться за лучшее будущее. Соединившись с расстройством и некоторым самокопанием, она даст лучшие решения и лучшие выходы.
Дождь тем и хорош, что всегда заканчивается. Именно поэтому в него так здорово мокнуть, времени походить сухими у нас итак навалом. Прелесть жизни в бесконечном круговороте событий, людей, ощущений и чувств. В этом круговороте не нужно бояться чёрных полос или нелюбимого времени года. Единственный способ не бояться – это понять и почувствовать, что после дождя всегда выглядывает солнце, что за зимой наступает весна, а за ней лето. Переломить этот закон на все времена способен лишь человек. Но, если есть вера в человека и человечество, в его жажду менять к лучшему, то бояться нам совершенно нечего.
Сегодня я грущу и сильнее кутаюсь в одеяло не для того, чтобы окончательно заболеть и зачахнуть, а для того, чтобы завтра согреть собранным теплом его, подарить ему ещё больше добытой в печали и безнадежности надежды.