Кит Ричардс. Жизнь. О непокорных песнях.
Были такие песни, которые просто ставили нас на колени. До сих пор есть такие: им тридцать пять лет, а я их все никак не доведу до кондиции. Можно сочинить песню, но это не вся история. Сразу возникает вопрос: какой у нее будет звук, какой темп, какая тональность и все ли в нее врубились?
Чтоб добить до конца Tumbling Dice, понадобилось несколько дней. Помню, что убил на это вступление несколько вечеров. Когда слушаешь музыку, всегда можно сказать, сколько сюда вложено расчета, а сколько сымпровизировано. На голой импровизации долго не протянешь. И по сути, вопрос в том, сколько у тебя рассчитано и как сделать, чтоб в песне этого осталось по минимуму. А совсем не наоборот. Ладно, мне все равно нужно укротить эту зверюгу так или эдак.
Но как укротить? Лаской или выдрать как следует? Я тебе дам, блядь, наизнанку выверну, я тебя разгоню вдвое против того, как я тебя придумал! Вот такие заводишь отношения с песнями. Разговариваешь с ними, засранками. Не дергайся, я с тобой еще не закончил, ясно? И прочая такая фигня. Стой, тебе сюда ходить никто не разрешал. Или иногда просишь прощения: ой, ну извини, что так вышло. Нет-нет-нет, не надо было мне это с тобой делать, честное слово. Да уж, с ними не соскучишься. Детки, одно слово.
Про Князя Тьмы
Во мне есть какая‑то штука, которая вечно подбивает меня будоражить людей, потому что я знаю: у каждого есть, что будоражить. Бес сидит во мне, но бес сидит и во всех остальных.
Что я получаю от фанатов — это что‑то несусветное, оборжаться: шлют черепа вагонами, причем доброжелатели. Людям нравится такой образ. Они же вообразили меня, создали меня — народ сотворил себе народного героя. Дай им бог здоровья. Я сделаю все, что смогу, лишь бы утолить их жажду. В их мечтах я вытворяю вещи, на которые они сами не способны. Им приходится вкалывать на своем месте, проживать жизнь, работать какими‑нибудь страховыми агентами… А в это время внутри них сидит бушующий Кит Ричардс. И если уж превратился в народного героя, то, считай, все: тебе уже написали роль, и лучше от нее не отклоняться. И я старался как мог. Я же практически жил вне закона, это никакое не преувеличение. И втянулся! Я знал, что меня пасут все, кто только можно и кто нельзя. От меня требовалось одно — покаяться, и все бы у меня было нормально. Но как раз на это я пойти никак не мог.