Жизнь - странная штука, чем больше ты к ней стремишься, тем сильнее она от тебя отстраняется.
Так не должно было случиться, но, как говориться, не всё в этом мире нам подвластно. Я Август Улрик. Я уже умер, остаёться поведать вам как всё было. Мертвец может быть рассказчиком? Да, если эту историю больше некому поведать.
Парень, что так отчаянно копает мне могилу, образован, но глуп в делах любовных. Рядом с ним -девушка, с интересом наблюдавшая за его работой, легкомысленна, импульсивна и, в основном, благодаря ей, теперь я тут. Мы провели нашу последнюю осень, пользуясь гостеприимством этого особняка. И единственно точный факт в этой истории - то, что та осень стала для меня последней. Пять дней назад, когда я прибыл сюда, уже было поздно…
Мой знакомый и я, одного возраста, он в жизни ни одарил меня улыбкой. Меня это устраивало, и всё же. А вот и моя сестра - идиотка. Природа её наделила внешностью, но явно не умом, хотя, как я вижу, ей это не сильно мешало. Она нуждалась в постоянной опеке, такое существо, наверно, не выжило бы самостоятельно. Поэтому она тут, на вилле, с её преданным - угрюмым слугой и стражем. Глаза у неё были как у моей матери, которой было на меня плевать. Посмотрев на девушку, я сказал: « Мне сейчас двадцать семь, как раз тот возраст, когда мать родила тебя и умерла, почему-то эти цифры кажутся мне пророческими. Хм, отчего такие грустные лица, последняя осень здесь, может, насладимся ей на славу?» Вот что я сказал тогда, да вы наверно сами представляете, насколько размерена и однообразна здешняя жизнь.
Единственные гости тут - пожилая дама, живущая по соседству, являющаяся сюда, чтобы помочь по хозяйству. Но если вы предполагаете, что во времена, когда родители были живы, гости и слуги заполоняли этот дом, и находиться здесь летом было весело, я отвечу: «Не было такого».
Мой отец был ворчливым стариком, а мать молодой и красивой женщиной. Я еще ребенком понял, что брак был по расчёту, а не по любви.
Этот серьёзный человек со странным энтузиазмом заботился о сестре. Мне всегда казалось, что это женская работа. Но, сколько себя помню, она никого так не любила, как его. Он всегда присматривал за ней, как будто, так и должно было быть. Догадки, конечно, витали, но никто не решался их озвучить. Когда мы впервые с ним встретились, мне не было двадцати. Он был осиротевшим сыном предпринимателя, на тот момент оканчивал своё обучение. У него были золотистые волосы и необычного цвета глаза. Мать тогда окинула его взглядом и подозвала к себе, и перевязала ему окровавленную руку, и причиной этому была не жалость или сочувствие.
Даже для меня она такого не делала, хоть я был её сыном. Он настороженно разглядывал мою мать своими изумрудными глазами, но руку не одёрнул. Перевязанная платком рука выглядела странно, тогда мне показалось, что я стал свидетелем того, что было не предназначено для моих глаз.
Он необычайно полезный человек, стоило мне приказать, и он был готов делать даже это или же такая работа ему идеально подходила. И мне и ему всё это было прекрасно знакомо, нежность и забота здесь ни к чему. Они бы были тут лишними. Меня вполне устраивало, что мы просто давали выход своей похоти. И было лишь одно правило, наши губы не должны соприкасаться, вот и всё. Мне было удобно.
«Я знаю, что вы были с моей матерью любовниками, плод вашей любви - моя сестра, ведь так? Поэтому ты заботишься о ней. А предполагал ли ты, что её отцом мог быть и я? » он не ответил, даже после этого его лицо не изменилось? Будто видит людей насквозь. Ты отвратительный человек.
Грезэ заболела, с её хрупким здоровьем это было опасно. А он, он как всегда - возле неё. «Завтра к нам придут гости, одень её во что-нибудь милое. Разве я не говорил, что нашёл покупателей на этот дом? Он даже готов купить и её в придачу». Хотя бы на это он отреагировал. Рад видеть, что твоё лицо изменилось. «Её лечение слишком дорогое и обременительное. Будет лучше, если она приглянётся кому-нибудь, тогда больше шансов выжить. А уж как эта симпатия будет выражаться…» Вот так, разозлись. Это я и мечтал увидеть. Настоящее чувство. Вот она протягивает ему руку пытаясь остановить. В такой момент, на этого непробиваемого человека, вот так подействовало всего лишь одно её движение. Грезэ - ты наше вечное проклятье. Нож в моих руках. Так, я положу этому конец. Ты перехватываешь мою руку, нож отлетает в сторону. Я ору: «Она должна умереть! Почему она только родилась! Она бесполезна! Я стараюсь ради тебя, из-за неё ты прикован к этому дому! Я…» Верно. Не он страж этого места… Я сползаю вниз, хватаясь за него, он придерживает меня. В спине нож, а сзади она. И, правда, как я мог так ошибиться! Я ведь хотел умереть от твоих рук. Больше всего… Ты хочешь вызвать доктора, я останавливаю, это ни к чему, слишком поздно. Ну что же, и эта смерть не так уж плоха. Я говорил то, что ты отец Грезэ, что она плод того, чего не должно было быть. «Вот поэтому она так прекрасна» - хотел добавить я, но, к сожалению, потерял сознание. Почему-то удача мне не сопутствовала, но теперь мы хотя бы сравнялись. Ты такой тугодум, верно? Чего же ты теперь меня целуешь. Теперь уже поздно.
Я осознал. Белизна кожи Грезэ красиво контрастирует с твоей, что я схожу сума от ненависти.
«Не смотри на меня так!»- говоришь ты мне. Что за чушь. Моё лицо ничего не выражает. Я уже мёртв. «Всё как ты сказал. Это наше возлюбленное дитя. Вот поэтому оно так прекрасно…»- добавляешь ты. Что, неужели ты как-то услышал мои мысли? Я рад. Уже расцвело. Ты закопал меня. Вымотался. Смотри, Грезэ спит, сырая земля уже промёрзла, отнеси её в дом. Что? Ты не собираешься этого делать? Я понял, ты выбрал её. Итак, долг стражей исполнен, они оставили особняк далеко позади.
