I
Прости Ю.,
если у тебя сложилось впечатление, что я о тебе забыла, то знай – это не так. С каким трудом мы пробились друг к другу через удивление: такие разные и таких похожие! А потом – через стену стыда. Через мою убежденность, что я уже всё изведала и потому не хочу. Через твой страх передо мной.
Я всегда хотела скрыть терзающее меня безумие. В конце концов, кому охота любить безумцев? Риск слишком велик. Я делаюсь больная от беспокойства и одиночества. Мне нужно умиротворение. Хотя бы на миг. Ты ведь болен тем же, а мы пытались скрыть это друг от друга, причем так неумело, что в конце концов нам пришлось выйти из наших укрытий. Абсурдные, невыполнимые желания встали друг против друга, узнали друг друга, и уже ничего нельзя было сделать.
А стоило. Ведь я столько получила от тебя.
Для меня стало открытием твое сладострастное урчание – лучшая из известных миру песен! Столько лет я жила и не знала этой песни. Верно, и ты не знаешь о ней, потому что я не говорила тебе об этом. Да я и сама не знала, что она существует и что у нее есть такой исполнитель.
В ней всё – обожание, примирение и беззащитность. Она настолько проста, что ее можно и не узнать. Это тебе не какая-то там оперная ария. Musica mundi – это урчание на грани стона. Можно и не заметить. Это не соло для органа. Это произведение для всего мужского тела, которое поет. Твоего тела. В дуэте с женским телом. Моим-м-м-м.
Это песнь на общечеловеческом языке, ни по-польски, ни по-каковски. В ней нет слов, но я понимаю ее. В ней всегда поется об одном и том же: я потерялся в тебе и нашел себя в тебе, нашел – и конец желаниям. Моим-м-м-м.
Ты потом спросил, почему я улыбаюсь. А потому. Дыхание мира заполнено восхищением, ослепительным блеском. И поэтому засевший во мне шип разочарования иногда не болит.
Я всё помню. Разве такое забудешь? Хотя нет, когда-нибудь и это сотрется из памяти, но нам, слава богу, это пока еще не грозит. Пожалуйста, будь где-нибудь близко-далеко. Я ведь даже не знаю, в какой стране ты сейчас живешь. Да это и не нужно, песня – она со мной. Иногда я иду по улице, и мне вспоминается то, что было, я начинаю улыбаться всем подряд. Значит, наверное, я до сих пор хоть немножко, но счастлива. В малых дозах счастье можно вынести, оно не одурманивает.
Что же будет с миром, если затихнет эта песня? На него обрушатся пять страшных бед: тщета, бесплодность, бездетность, увядание и скука.
Я не грущу, но когда я пишу тебе, меня переполняет нежность.
М-м-м-м.
М.