С каждым стихом все хуже.
У тебя было чувство, будто ты похоронена заживо,
а тебя не волнует ничего из того, что нажито,
и, кажется, это конец?
Становился ли город в погоне за светом вдруг старым, как фото,
и говорил ли тебе, беспечно сидя на лавочке кто-то,
что ты "уже не живец"?
Скажи. Ты смеялась над этим подчеркнуто-взрослым слогом?
И не вертелось ли на уме калейдоскопом,
что этот сидящий на лавочке сыпет крупицы соли
на твой рубец?
Знаешь, в этой грязи все палачи, они выносят тебе свои приговоры.
Затуманены, заносчивы, едки их тошные взоры,
не видя, они оттачивают до блеска топор, -
все, кто когда-то стриг овец.
И…
Ты помнишь меня. Я не из их числа, этих павлинов и палачей.
Я друг, ты слышишь? Друг. Друг. Не палач.
Не плачь.
Подними глаза. Ты видишь того, вон, у дерева, в позе,
как будто он стоит у подножья распятия?
Я жду, глупышка.
Вставай и беги скорее
в мои
объятия.