…на обратной стороне ладони

вместо надлежащей линии жизни

у него отчетливо выделялся лишь арабесковый орнамент

из плевков, шанкров и заразных рукопожатий.

Тезаурус сколь затейливый, столь же жестоко бессмысленный.

Собственно вся так называемая «жизнь»

и состояла в их монотонной калькуляции и герметическом сличении.

Занимательная картография сквозь Ненависть Мерзости отдаляла и отсрочивала

наблюдательное Ничто.

―Dum spiro spero‖

Увы, подобно известному литературному герою,

в лучших традициях затмения сердца, подобного тошноте и дислексии,

он никогда не мог подобрать слов для

правдивого выражения столь больших множеств….

Когда-то ему сказали, что там должно было значится слово «БЕСПОМОЩНОСТЬ»,

но теперь он не видел и этого.

Возможно, чужая татуировка сбежала или смылась.

Он часто плакал без повода,

растирая обеими руками наждачное лицо.

Лицо белело, теряя краски, как одноразовый марлевый тампон

или намордник.

Это был единственный способ молиться,

который он знал.

Впрочем, буквы, как стигмы, кровоточат сезонами

и зависят лишь от градуса крепости Веры.

Веры не означающей, НО обозначающей.

Со временем же и она теряет смысл…

А потом остается ждать,

смутно тревожа шрамовую ткань памяти,

как безнадежно порванный флаг

или волглый китайский веер.