Мама на даче, ключ на столе,
завтрак можно не делать.
Скоро каникулы, восемь лет, в
августе будет девять. В августе
девять, семь на часах, небо
легко и плоско, солнце
оставило в волосах
выцветшие полоски. Сонный
обрывок в ладонь зажать, и
упустить сквозь пальцы. Витька
с десятого этажа снова зовет
купаться. Надо спешить со всех
ног и глаз - вдруг убегут,
оставят. Витька закончил
четвертый класс - то есть
почти что старый. Шорты с
футболкой - простой наряд,
яблоко взять на полдник.
Витька научит меня нырять, он
обещал, я помню. К речке
дорога исхожена, выжжена и
привычна. Пыльные ноги
похожи на мамины рукавички.
Нынче такая у нас жара -
листья совсем как тряпки.
Может быть, будем потом
играть, я попрошу, чтоб в
прятки. Витька - он добрый,
один в один мальчик из Жюля
Верна. Я попрошу, чтобы мне
водить, мне разрешат,
наверно. Вечер начнется,
должно стемнеть. День до
конца недели. Я
поворачиваюсь к стене. Сто,
девяносто девять.
Мама на даче. Велосипед.
Завтра сдавать экзамен.
Солнце облизывает конспект
ласковыми глазами. Утро
встречать и всю ночь сидеть,
ждать наступленья лета. В
августе буду уже студент,
нынче - ни то, ни это. Хлеб
получерствый и сыр с ножа,
завтрак со сна невкусен.
Витька с десятого этажа нынче
на третьем курсе. Знает всех
умных профессоров, пишет
программы в фирме. Худ,
ироничен и чернобров, прямо
герой из фильма. Пишет
записки моей сестре, дарит
цветы с получки, только вот
плаваю я быстрей и сочиняю
лучше. Просто сестренка
светла лицом, я тяжелей и
злее, мы забираемся на
крыльцо и запускаем змея.
Вроде они уезжают в ночь, я
провожу на поезд. Речка
шуршит, шелестит у ног, нынче
она по пояс. Семьдесят восемь,
семьдесят семь, плачу спиной к
составу. Пусть они прячутся, ну
их всех, я их искать не стану.
Мама на даче. Башка гудит.
Сонное недеянье. Кошка
устроилась на груди, солнце на
одеяле. Чашки, ладошки и
свитера, кофе, молю, сварите.
Кто-нибудь видел меня вчера?
Лучше не говорите. Пусть это
будет большой секрет
маленького разврата, каждый
был пьян, невесом, согрет,
теплым дыханьем брата, горло
охрипло от болтовни, пепел
летел с балкона, все друг при
друге - и все одни, живы и
непокорны. Если мы скинемся
по рублю, завтрак придет в
наш домик, Господи, как я вас
всех люблю, радуга на
ладонях. Улица в солнечных
кружевах, Витька, помой
тарелки. Можно валяться и
оживать. Можно пойти на реку.
Я вас поймаю и покорю,
стричься заставлю, бриться.
Носом в изломанную кору.
Тридцать четыре, тридцать…
Мама на фотке. Ключи в замке.
Восемь часов до лета. Солнце
на стенах, на рюкзаке, в
стареньких сандалетах.
Сонными лапами через сквер,
и никуда не деться. Витька в
Америке. Я в Москве. Речка в
далеком детстве. Яблоко
съелось, ушел состав, где-
нибудь едет в Ниццу, я
начинаю считать со ста, жизнь
моя - с единицы. Боремся,
плачем с ней в унисон, клоуны
на арене. "Двадцать один", -
бормочу сквозь сон. "Сорок", -
смеется время. Сорок - и
первая седина, сорок один - в
больницу. Двадцать один - я
живу одна, двадцать: глаза-
бойницы, ноги в царапинах,
бес в ребре, мысли бегут
вприсядку, кто-нибудь ждет
меня во дворе, кто-нибудь - на
десятом. Десять - кончаю
четвертый класс, завтрак
можно не делать. Надо
спешить со всех ног и глаз. В
августе будет девять. Восемь -
на шее ключи таскать, в
солнечном таять гимне…
Три. Два. Один. Я иду искать.
Господи, помоги мне.