Каждое утро он просыпался с желанием жить правильно, вести честное, исполненное смысла существование, быть – как бы просто это ни звучало и как бы невозможно на деле ни было – счастливым.
Но по мере старения дня его сердце перемещалось из грудной клетки в область живота. К полудню ему начинало казаться, что все в этой жизни неправильно, не по нему, и возникало острое желание побыть одному. К вечеру он достигал желаемого: он был один в океане своего горя, один в омуте своей бесцельной вины, один, даже в своем одиночестве. Я не грущу, – снова и снова повторял он. – Я не грущу. Как будто надеялся однажды убедить себя в этом. Или обмануть. Или убедить других – единственное, что хуже самой печали, – это когда ты не можешь скрыть ее от других. Я не грущу. Я не грущу.
А ведь жизнь его, подобно пустой белой комнате, была полна неограниченными возможностями для счастья. Когда он засыпал, сердце сворачивалось в изножье его кровати, точно домашний зверек, живущий сам по себе.

Jonathan Safran Foer
" Everything is Illuminated"