Ты с такой отрешенностью меня отпускаешь, что пугаюсь до крика птиц.
Вот еще одна падает насмерть.
Во мне.
Я всю жизнь тебя кому-то отдавал. Иногда по каплям, а иногда целыми морями. А сейчас я хочу тебя оставить себе одному, всю без остатка, до иссушения.
Знаешь, если опустить голову в море так, чтобы одно ухо ушло под воду, а в другое ты будешь нашептывать мне свои ураганы, то получатся волны.
Так рождаются волны. Это происходит всегда, когда кто-то солнечный доверяет кому-то соленому свое внутреннее.
От неба и одиночества рождаются маленькие принцы. Это еще Экзюпери доказал. Настоящий взрослый Экзюпери, с серьезным именем Антуан, вытащил из своей головы маленького светлого мальчика с другой планеты и отпустил его.
Почему же тогда я не могу вытащить тебя из своего сердца и отпустить?
У меня там — смрад и холод. Это все птицы. Разбитые, гнилые. Они разбивались очень часто. Я так несерьезно к ним относился, а они, когда совсем мертвые, такие гадкие и страшные, что мне дышать стало нечем.
И вот твоя птица, последняя, огромная-преогромная, она наверное меня окончательно добьет!
Птице мало места. Она становится все больше и больше, чернее и чернее. Ей нечего клевать и тут она замечает мир вокруг нее, мое комковато-пустоватое сердце. Как рыбка, раскачивающая аквариум, чтобы выбраться из плена. Но плен ли это?
Птица-птица, плен ли? Подожди.
Ты улыбаешься и целуешь меня в запястье, там, где пульс. Птица засыпает, она не бьет меня изнутри своими липкими крыльями.
Не дай разбиться моей птице.
Не отпускай меня.

Ольга Талантова