мой любимый, в таком лютом холоде при любом абсолюте и поводе тело прошибает двухсотвольтовый озноб (холод всё тот же сноб - упаковывает это тело в сотни картонных коробок), я заглядываю в себя: в моих предложениях столько запятых и скобок, а я - вынесена за скобки,
родимый мой, такой лютый холод просто вмораживает меня во все эти коробки, я тебе не останусь совсем, я боюсь, а потом ты расскажешь с кем, кем и как проживаешь май, если меня заберут - даже за невозможностью - забывай
мой родной, обещаю не забываться, обещаю в тебя врости, если буду мешать ночами - прости.
(я наверное никогда не свыкнусь с возможностью отпустить)
моя рифма, мой ласковый, моя неуклюжая рифма и все эти письма - это только повод, чтобы не замерзать. иногда я думаю, что если бы умела летать - научила б тебя летать, чтобы быть приложением тебя еще и в небе, в воздухе, в высоте, чтобы стать той скобкой на линованном твоём листе,
мой солнечный, мы и так уже вырезаны на бересте - имя и точка, имя и точка, а между ними - плюс и равно "любить "
(если меня заберет океан - обещаю тебе звонить)
а когда позвоню, закроешь ладонью трубку и сильно к щеке прижмёшь - я хочу вдалеке, но верить, что всё-таки ты придёшь
ты придешь умереть от любви, приходи умирать от любви
пока, например, где-то в марте не выкрадешь последнее, что у меня внутри.