Мне всё так же больно. Я не забыла, не перестала быть зависимой. Больнее с каждым днём. Скоро каникулы; ты перейдёшь, я перейду. Вот и кончилась вся эта сказка. Сконструировала красивый дворец, а посторить не смогла.
Целый год… За это время столько можно было бы успеть. Каким чудесным мне представлялось это время. Как чудесно я себя обманывала. Я твердила: "Будь смелей! Действуй" и "Покажи все стороны гордости и недосягаемости. Жди". Видимо в этом и заключается моё фиаско. А может в чём-то другом. Вдруг не во мне дело. Я теперь и не знаю, испытывал ли он хоть что-то ко мне, посвятил ли хоть одну малейшую мечту против моих тысячи разных вариантов нашего будущего.
Уже и не грустно. НИКАК. Это не безразлично и совсем не смешно. Просто никак, такое тоже может быть.
Кто-то скажет - "Милая, такое со всеми бывает, ещё раз влюбишься". ВОЗМОЖНО, ДА, ВЛЮБЛЮСЬ. НО Я НЕ ПРИВЫКЛА ОТПУСКАТЬ, Я НЕ ХОЧУ СДАВАТЬСЯ.
А в книгах я последнюю страницу всегда любила больше всех других, —
когда уже совсем неинтересны Герой и Героиня, и прошло
так много лет, что никого не жалко,
и, кажется, сам автор
уже начало повести забыл,
и даже «вечность поседела», как сказано в одной прекрасной книге,
но вот сейчас, сейчас
всё кончится, и автор снова будет бесповоротно одинок, а он
ещё старается быть остроумным
или язвит — прости его Господь! — прилаживая пышную концовку,
Такую, например:
…И только в двух домах
в том городе (название неясно)
остался профиль (кем-то обведённый
на белоснежной извести стены),
не женский, не мужской, но полный тайны.
и, говорят, когда лучи луны —
зелёной, низкой, среднеазиатской —
по этим стенам в полночь пробегают,
в особенности в новогодний вечер,
то слышится какой-то лёгкий звук,
причём одни его считают плачем,
другие разбирают в нём слова.
но это чудо всем поднадоело,
приезжих мало, местные привыкли,
и, говорят, в одном из тех домов
уже ковром закрыт проклятый профиль.