Один против всех: таков был мой девиз.
Дружба только подчеркивала ограниченность каждого.
Я завидовал прославленным узникам, писавшим в темницах на оберточной бумаге. Они приносили себя на алтарь ради современников, но были избавлены от общения с ними.
Человечество спит; ночь; жена и дети спят, а может, даже и умерли; хозяйка квартиры спит; сон вычеркнул меня из памяти всех. Вот это одиночество: два миллиарда людей улеглось, и я возвышаюсь над ними единственным дозорным.
… из разрозненных особей возникало единое скопище, в котором каждый терял себя.
Даже в одиночестве я продолжал играть комедию.
…по привычке я проживаю в воздухе и без особой надежды на успех встреваю во все, что творится внизу.
На людей мне было начхать, но, поскольку совсем обойтись без них было нельзя, я решил: пусть их восторженные слезы послужат мне знаком, что вселенная принимает меня с благодарностью.
… казалось, не празднество, а скорее бедствие объединяет эту на диво разношерстную толпу.

… я был не прочь вернуться к своему одиночеству, я любил свой недуг.