Ты агонизируешь. Горишь, бедная. Вздымаешь опаленные куски ресниц к небу и молишь о чем-то, как все люди на грани сознания. Самосознания. Все твои слова, все твои обещания-вранье, и ты, такая хрупкая и никудышная, горишь наконец-то. Я бы потанцевала на твоих костях, но я же слишком добра для этого. Открою почитаю Кафку. Долгим взглядом посмотрю на тебя, а, может, черт с ним?

Может бросить тебя гореть в гордом хриплом одиночестве?

Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое. Лежа на панцирнотвердой спине, он видел, стоило ему приподнять голову, свой коричневый, выпуклый, разделенный дугообразными чешуйками живот, на верхушке которого еле держалось готовое вот-вот окончательно сползти одеяло. Его многочисленные, убого тонкие по сравнению с остальным телом ножки беспомощно копошились у него перед глазами.