Читатели подняли головы, обратили к нам отрешенные лица. Таково было
время и самый здешний воздух, что все смотрели глазами антилопы,
молящей, чтобы вернулась тишина, ведь она непременно возвращается, когда
тигр приходит напиться к роднику и вновь уходит, а здесь, конечно же,
утоляли жажду у излюбленного родника. Я смотрел на поднятые от книг
кроткие лица и думал про все сорок лет, что я жил, работал, даже спал
здесь, среди потаенных жизней и хранимых бумажными листами безмолвных
людей, созданных воображением. Сейчас, как всегда, моя библиотека мне
казалась прохладной пещерой, а быть может - вечно-молодым и растущим
лесом, где укрываешься на час от дневного зноя и лихорадочной суеты,
чтобы освежиться телом и омыться духом при свете, смягченном зелеными,
как трава, абажурами, под шорох ветерков, возникающих, когда опять и
опять листаются светлые нежные страницы. Тогда мысли вновь становятся
ясней и отчетливей, тело раскованней, и снова находишь силы выйти в
пекло действительности, в полуденный зной, навстречу уличной сутолоке,
неправдоподобной старости, неизбежной смерти. У меня на глазах тысячи
изголодавшихся еле добирались сюда в изнеможении и уходили насытясь. Я
видел, как те, кто себя потерял, вновь обретали себя. Я знавал трезвых
реалистов, которые здесь предавались мечтам, и мечтателей, что
пробуждались в этом мраморном убежище, где закладкой в каждой книге была
тишина.