Когда ты мертв, ты не чувствуешь боли других, не способен проникнуться чувствами, равнодушен к преверсиям и несправедливости. Ты мертв внешне, мертв внутри, живешь в своем мире и купаешься в ненужных тебе лучах любви и обожания. Тебе пофиг на сплетни, на чувства, эмоции. Ты мертв логикой и вдыхаешь ароматы праха своего существования. Ты пьян и в то же время трезв. Ты имеешь все и в то же время ничего. Ты врешь, рассуждаешь, плетешь интриги и… тебе похуй. Абсолютно безэмоционально ты плетешься по острию ножа в парке собственной души, цепляясь за колючии ветви сгнивших акаций и плюешь в лужи своей свободы. Ты перечитываешь медицинские справочники, составляешь графики смерти, ты ходячая энциклопедия суицида. После себя оставляешь привкус тлена и чувство полного дисбаланса. Теряешь любимых, умирая и дальше разлагаясь в своем гробу из таланта и несбывшихся надежд. Медленно восстаешь словно зомби, когда узнаешь о боли, покупаешь тонны успокоительного и молишься впервые Богу.
А потом ты оживаешь волею гадкого некроманта и…смотришь на мир охуевшими глазами, выплевывая землю и грязь. Чувствуешь первую боль, первое разочарование и врубаешься, что те, кто был рядом ушел и оставили после себя пустые оболчки, фантомы на фотографиях. Ты бредешь по улицам, словно инсомниа, и вроде улыбаешься, но… как-то фальшиво и не по-настоящему.
Чуть не целуешь сестру, чуть не попадаешь в групповой секс, чуть не пробуешь первые в жизни наркотики, но смерть останавливает тебя, предлагая такие призрачные надежды снова вернуть тебя в анабиоз и апатию. Красиво, не правда ли?
А потом ты влюбляешься. Мучительно долго, неправильно, глупо. Знакомишься с геем и открываешь ему душу, потому что более нету сил. Он такой же как ты, церковь вас называет грешниками и предрекает круг Ада для содомитов. Да какая теперь разница? Ты ерзаешь на постели, рвешь простыни, пачкаешь кровью и блевотиной свою маленькую клетку, покртую плесенью твоих мыслей и оставляешь шрамы на теле.
Сколько их? На лице, спине, плечах? На душе? Ты не считаешь, их просто много и ты все это скрываешь под колючими свитерами, длинными рукавами, водолазками и тонной тоналки вперемешку с итальянской пудрой и изящными стрелками на глазах. Кто знает, что возвращаясь домой эти все оказывается на мокрой, изгрызаннй подушке, пропахшей потом и болью?
Потом начинается отторжение. Ты до сих пор по привычке врешь, но теперь тебя грызет совесть. И это ужасно. Это как миллион шершней в твоей голове, они жалят жалят жалят жалят жалят… и хочется выть. В груди словно железная леди, сжимающая сердце, и оно ревет раненным зверем, и ты чувствуешь его, мать вашу за ногу, чувствуешь этот плесневелый орган.
А потом срываешься. Неделю живешь по программе сон-еда-сон и затем предаешь.
А дальше? А дальше начинается другая ступень. И как только я пойму, что это, возможно ты снова впадешь в апатию, милая душа.