с ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; в нем мужчина не обретен еще;

она смотрит ему в ресницы – почти тигрица, обнимающая детеныша.

он красивый, смешной, глаза у него фисташковые; замолкает всегда внезапно, всегда лирически;

его хочется так, что даже слегка подташнивает; в пальцах колкое электричество.

он немножко нездешний; взор у него сапфировый, как у Уайльда в той сказке; высокопарна речь его;

его тянет снимать на пленку, фотографировать – ну, бессмертить, увековечивать.

он ничейный и всехний – эти зубами лязгают, те на шее висят, не сдерживая рыдания.

она жжет в себе эту детскую, эту блядскую жажду полного обладания, и ревнует – безосновательно, но отчаянно.

даже больше, осознавая свое бесправие.

они вместе идут; окраина; одичание; тишина, жаркий летний полдень, ворчанье гравия.

ей бы только идти с ним, слушать, как он грассирует, наблюдать за ним, «вот я спрячусь – ты не найдешь меня»;

она старше его и тоже почти красивая. только безнадежная.

она что-то ему читает, чуть-чуть манерничая; солнце мажет сгущенкой бликов два их овала.

она всхлипывает – прости, что-то перенервничала. перестиховала.

я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь, как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба;

у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, я уж думала – все, не выношу, несудьба.

зачинаю – а через месяц проснусь и вою – изнутри хлещет будто черный горячий йод.

а вот тут, гляди, - родилось живое. щурится. улыбается. узнает.

он кивает; ему и грустно, и изнуряюще; трется носом в ее плечо, обнимает, ластится.

он не любит ее, наверное, с января еще – но томим виноватой нежностью старшеклассника.

она скоро исчезнет; оба сошлись на данности тупика; «я тебе случайная и чужая».

он проводит ее, поможет ей чемодан нести; она стиснет его в объятиях, уезжая.

и какая-то проводница или уборщица, посмотрев, как она застыла женою Лота

– остановится, тихо хмыкнет, устало сморщится – и до вечера будет маяться отчего-то.