Мы сидели на кухне и пили. Потомственная дворянка и бывший граф, распивающие шампанское и сетующие на жизнь, людей, разрушенные устои общества. Что-то вроде ролевой игры для двух в стельку пьяных непишущих писателей.

Он говорил мне о бесконечности и вселенной, раскуривая свои тяжёлые сигареты. Говорил о первой любви с примесью здорового романтизма, плёл сложные художественные конструкции из простых русских слов. Закрывал мне рот каждый раз, когда я пыталась рассказать что-то о себе. Уточнял, что мой осипший голос слишком сексуален для пяти часов утра.

Он старше меня на десять лет и на столько же младше моей матери.

В общем-то, когда он потащил меня к себе в постель, я была к этому готова. Когда я отказалась целовать его в третий раз, он был готов ровно в той же степени, что и я.

Теперь в моём кожаном рюкзаке лежит визитка такой же жертвы революции, как и я, а у него в вазе всё ещё стоят те розы, которые он мне подарил.