И вот я приехала от своей старушки. Как же мне хотелось, как невероятно мне хотелось сбежать от серости этого города. Хотя я так часто говорю об этом, что пора придумать некое кодовое слово, дабы экономить время и наносить меньший ущерб клавиатуре.

Всю неделю погода отчаянно издевалась надо мной. И я тот самый человек, который форева зима, форева дождь и форева печаль, наконец начала ненавидеть это состояние. Я не знаю что нашло на меня, но именно этой поездки я ждала как никогда ранее. В школьном сочинении я написала о своей старушке, а когда учитель читала его на класс и нахваливала, я молча глотала слезы и растирала сопли. Три ночи там я не спала, потому как рядом не было мужа. И как только я закрывала глаза, становилось жутко страшно, казалось будто секунда и из-за темного угла комнаты выйдет что-то страшное, да такое, что корпорации монстров и не снилось. Больше всего меня пугало, что придет оно не за мной, каждую ночь, при первом же закрытии глаз, мне казалось, что оно идет не за мной, а за бабулей моей. Последнее время я особенно много думаю о смерти, о том что мне придется с ней попрощаться, среди серости дождя, между бетонных или мраморных надгробий трижды попросить прощения и трижды простить ее. И от этого даже сейчас у меня наворачиваются слезы. Я знаю, я не смогу этого сделать, не смогу выдавить и лишнего слова тогда, когда это будет нужно. А потом, быть может спустя годы, я упаду перед песочным горбом на колени и буду просить у нее прощение. Проливая слезы и кровь я буду просить у нее прощения за свою слабость.

А еще, мне теперь еще более страшно, нежели ранее. Ведь, когда я произнесла это вслух, мне стало ясно насколько же это противно. И теперь, когда придет ее час, я вспомню эти строчки, вспомню все свои мысли и до конца своих дней буду винить в случившемся себя. Ведь это я, а я такая я.