Однажды я проснусь и пойму, что ты рядом. Испугаюсь на первые несколько секунд, стану слушать своё сердце, отбивающее ритмы нашего любимого рок-н-ролла. Начну судорожно вспоминать всё, что произошло, пока не проснусь окончательно и не успокоюсь. Буду долго приводить в порядок дыхание, рассматривать тебя и щуриться на солнечные лучи из окна. Успокоюсь и смогу увидеть тебя глазами, которыми ты видишь меня.
Пройдёт минут двадцать, когда я пойму, что пора бы уже отвести взгляд от тебя и заняться делом. Прикину, как бы вылезти из твоих объятий, не разбудив. Конечно же, в результате ты проснёшься и, может быть, даже прижмёшь меня к себе покрепче, чтобы я не ушла. Ты не я: ты знаешь, чего ты хочешь. Как всегда, я поведу себя как последняя трусиха, чмокну в нос и выпрыгну из кровати, прихватив свои красные шортики с мартышками и белую алкашку. Я ещё не готова быть полностью открытой.
Забегу в ванную, включу воду. Склонюсь над раковиной и стану думать о том, что же я сделала. Спустя минуту пойму, что стоит отложить это на потом. Быстро натяну свой скромный туалет и начну чистить зубы. Тут-то ты и подойдёшь. Я же тебя знаю -- ты такой нетерпеливый, такой нежный, открытый. Теперь тебе уже не нужно ломать голову над тем, как же проявить свои чувства. Просто зайдёшь в комнату, а я сделаю вид, что чертовски занята разглядыванием утекающей в канализацию воды. Подожду пару секунд и получу то, чего хотела -- твои объятия. Ты улыбнёшься и шепнёшь мне на ухо "Сашка", глядя в отражение моих глаз в зеркале. В очередной раз будешь прицениваться, насколько мы гармонично смотримся. Под аккомпанемент ухающего сердца, я развернусь к тебе лицом и в шутку начну чистить тебе зубы своей щёткой. Какая к черту уже разница. Ты, наверное, начнёшь фыркать и отведёшь мою руку, выплюнешь зубную пасту, прополоскаешь рот и снова обнимешь так, словно обнимаешь меня в последний раз. Посмеёшься над моими мурашками и чмокнешь в лоб, что, возможно, наконец меня успокоит. А может, я даже расплачусь от переизбытка чувств и наконец пойму, что счастлива. Сквозь пелену, закрывшую глаза, с улыбкой пошучу над тем, что ты слишком жилистый и пора тебя откормить. И, что совсем ужасно, мы оба улыбнёмся, хотя большей бесвкусицы я и произнести не могла. Возможно, я буду дрожать от волнения. Чмокну тебя в подбородок и двинусь на кухню -- ставить чайник и готовить завтрак, оставив тебя одного, довольного, умилённого и улыбающегося.
Тихо протанцую на кухню, снова пытаясь утихомирить своё сердцебиение. Дрожащими руками налью воды в чайник и поставлю его на электрическую подставку. Присяду на стул, опущу голову на руки и глубоко вдохну. На выдохе подниму голову и спрошу тебя, голоден ли ты. Из ванной тебя не будет слышно, а потому я просто продолжу сидеть на стуле, дожидаясь чайника и не подавая виду, насколько я испугана: вряд ли ты поймёшь меня правильно. Ты выйдешь из ванной, подойдёшь ко мне и, опёршись на стол, поцелуешь одним из тех ласковых поцелуев, которые приберёг до утра. Поднимешь со стула и начнёшь со мной танцевать, а я стану смеяться и напевать что-нибудь из тех песен, что ты любишь. Приду наконец в себя и неожиданно начну ругаться: почему ты проснулся так рано; скоро чайник остынет такими темпами; да ты совсем сошёл с ума, тебе же холодно, немедленно надень майку. Отмахнувшись, поведёшь меня в сторону чайника. Освободишь одну руку, возьмёшь его и донесёшь до стола, а я буду продолжать брюзжать о том, что ты мог бы и мне дать за собой поухаживать. Засмеёшься, попросишь прекратить корчить из себя неизвестно что и расслабиться.
Утихну. Спрошу, какой чай ты хочешь. Ты ответишь, что тебе всё равно, каким будет чай и сколько сахара я туда положу. Тебя вообще не волнует ничего, кроме этого утра и меня. Спросишь, в какой день мы собираемся умереть, а то тебе ещё столько всего нужно сделать.
А сейчас я просто долго и мучительно жду, пока цемент на моём сердце засохнет.