Отправил ей рассказ. И сейчас понятия не имею, как такое могло произойти. Гладя на самого себя теперь - это безумство; на мой характер, на то, что обычно привык делать, идти на поводу треклятых принципов и правильных манер. Нет, для любого другого человека, я бы не сделал ничего подобного. Но уверяю, здесь не обходится без доли радости. Мне сразу понравилась эта мысль: я записал ее на маленьком листочке и приклеил на выступ письменного стола. После, каждый раз смотря на листочек, каждый раз записывая туда происходившие моменты, слова и изредка переполненные туманом воспоминания, я попытался собрать их все вместе, сделав, пожалуй, слишком маленькую историю. Я понимаю, что в этом случае никак не обойтись без наивности - ох, эта ужасно нелюбимая наивность, наивность, наивность - именно из-за нее я посчитал это слишком безумным. Но сейчас, сейчас все по-другому. Во мне присутствует некое удовлетворение, рвение к чему-то большему - такое чувство, как мне кажется, появляется у людей, когда они добиваются чего-то действительно весомого, завершают отнявшую много сил работу, и почему-то знают, что после все будет по другому. Она, кстати, упомянула про письмо. Я так и не понял к чему, но спрашивать не стал. Не знаю, просто не стал.