Вокруг проносятся дети, баскетбольные мячи, в закатных лучах они сплетаются и путаются в сетках корзин, заборных решетках, в крышах домов и паутинах антенн. Все плывет, вокруг взрывается, горит, мерцает, разбегается, останавливается. Иногда из-за поворотов окрашенных в оранжевые тона домов выезжают танки, пулеметы, полицейские. Они выезжают тихо, спокойно, все взрывают, сжигают и убивают, а затем уезжают. На крышах - дети, в холодных порывах западного ветра, кричат, смеются, целуются, в руках - бутылки, в карманах - пистолеты. И все летает, летает в порывах этой большой и светлой, предзакатной любви, отзываясь тоской бессмысленности происходящего в бессознательном.
Сидишь на крыше, свесив ноги, сигарета в руках, в метрах пяти разбитая бутылка. За спиной - куча пройденных этажей, пьяные друзья, обрывки воспоминаний и такое сосущее чувство пустоты внутри. Хочется выть, крутить кому-нибудь головы, разрывать себя. Тебя не подпускают, тебе не доверяют, и ты мало кому нужен. Из головы мысли уплывают в предзакатный порыв очередного ветра. А ты все сидишь свесив ноги.
Ты ведь уже столько менял, новые попытки ничем не закончатся. Все будет повторяться. Все так же будут дети, заборные решетки, баскетбольные мячи, крыши, антенны, сетки. Все так же будут выезжать танки и летать дети. А потом все засыпет снегом. И больше уже ничего не изменишь.
Лежишь, наверху облака, сзади все те же пьяные беспробудные друзья. Лежишь без улыбки, неподвижно, слышишь где-то внизу выстрелы. Еще так далеко.
И внутри так пусто, тихо, неподвижно, сосуще-обидно и необычайно стыдно за очередные бессмысленные порывы. За нежелание осозновать, что так будет всегда, что бы ты не делал. Крыши, антенны, дети, выстрелы, танки.
Все вечно.