Чем дальше в лес, тем больше дров, как говорят. И чем больше лет этому миру, тем в более глубокую яму он падает. Возможно, я так считаю из-за своей преданности пессимизму, но ведь все же. Как утверждал еще Воланд Булгакова - люди не меняются, мир - да, а ведь люди нет. Совсем одичали.
Сегодня было как то по особенному холодно. Я впервые этой зимой укуталась в свой любимый шарф, но все равно дерзкий мороз пробирался сквозь все щели и обжигал кожу. Когда же я делала вдох, этот чертов холод наполнял легкие, как будто мгновенно делая их хрустальными. Выдох - и все меньше и меньше тепла оставалось со мной, все что мне оставалось легкий туман перед глазами, от того, что еще только что было во мне. Шел снег, но он был странным - не таким добрым и нежным, каким должен быть предновогодний снег, он бил по лицу и был больше похож на лед.
Я вышла на улицу что бы прогуляться. Мне просто захотелось пройтись, вернее не захотелось - мне это было необходимо. Надоела эта натянутая атмосфера дома - в воздухе так и витает ненависть, злость, непонимание, недоверие. Это все жутко давит. Единственное место где я провожу свое время - ванная, жаль порой она бывает занята.
Что бы как то укрыться от непогоды, вскочила в метро. отдала последние деньги и решила поездить пока не успокоюсь. Народу мало, суббота ведь. Садится не захотела, я просто стала в конце вагона и как всегда смотрела на людей. Все было бы просто замечательно, но увы и ах, я забыла наушники дома. Всю дорогу приходилось заниматься чем попало, а самое ужасное погружаться в себя, отдаваться мыслям. Я доехала до конечной, толпа народу хлынула к выходу, а я же перешла площадку и снова стала ждать вагон. Опять таки не села, опять смотрела в глаза людям, опять закрывала глаза свои, что бы не видеть их. Люди как то одичали, или быть может мне так кажется. Но все в них поменялось. Все что то не то. Нет ни ценностей, ни уважения, ни чего либо, что давало бы им право называться человеком. Как вдруг за одну остановку до моей вошел очень стар на вид дедушка. Я бы дала ему лет 76. Одет он был прохладно, легкая курточка, спортивные штаны, а на ногах потрепанные, заношенные и грязные туфли. В руке у него был трость и он с ее помощью едва двигался. Какие же у него были измученные глаза, глубоки, повидавшие жизнь серые глаза. Обветренная, исполосованная рука крепко сжимала трость. Он вошел и поднял свой взгляд на меня, от этого как будто мурашки пробежали. На миг мне показалось будто он хочет что то сказать, а он лишь слегка улыбнулся, снял свою шапку и пошел по вагону с протянутой рукой. Он просил милостыню. Он этого мурашки резко изменились на пронзающую жалость, как же жаль его было. Я достала последнюю гривну на проезд в троллейбусе догнала его и отдала. Он снова одарил меня улыбкой. До конца поездки я на него смотрела, как он медленно шел по вагону и за все время ему лишь один мужчина дал какую то мелочь. Никто. Все лишь опускали глаза, отводили их в сторону. Делали все лишь бы его пронзительные глаза не встретились с их глазами. Обидно. Обидно за род гомо сапиенс - меня даже язык не поворачивается называть это все людьми.
Одичали.