Стало очень одиноко. Написала
Это у Мураками, кажется, у таксиста в кармане был телефон Бога. Есть еще хороший анекдот про то, как Буш, принимая в гостях Ариэля Шарона, протянул ему трубку и сказал: «Вот, можете поговорить с Богом, у меня с ним круглосуточная горячая линия». На что Шарон ответил: «Спасибо, но у вас ведь межгород – а мне по внутренней национальной сети гораздо дешевле».
Существует же в мире хоть один уличный таксофон, по которому, сквозь помехи и безжизненные голоса операторов, можно дозвониться до Бога.
- Небесная канцелярия, здравствуйте.
- Бога будьте добры.
- Вам Отца, Сына или Святого Духа?
- Ну так без разницы же?..
- Профессиональные шутки, простите. Как Вас представить?
- Имя Фамилия. Я по личному вопросу.
Мне даже нечего было бы просить, и расспрашивать особо не о чем – я бы поговорила с ним, как с папой или дедушкой, с которыми так ни разу и не пришлось, - я бы рассказывала ему, что тут у меня происходит, травила бы анекдоты, вопила бы, как дико соскучилась и просто слушала бы его негромкий теплый голос.
- Хочешь, я спою тебе Summertime – у меня получается почти как у Эллы Фитцджеральд:
Summertime, and the living is easy…
Fish are jumping, and the cotton is high…
- Ты, кстати, много пела в детстве, Мне нравилось.
В детстве у нас и отношения были получше. Потом мы много лет вообще не общались.
С Богом у меня всегда чисто семейные проблемы.
- Твоя мама Мне очень жалуется на тебя.
- У мамы кашель жуткий, я под него каждый день просыпаюсь. Ты вообще, по-моему, к ней как-то совсем несправедлив. Она и сотой доли не заслужила.
- Она сама так хочет.
- Тебе она очень доверяет.
- А тебе стоило бы быть поразборчивее с теми, кому ты доверяешь; что у тебя на руке?
- Ниточка. Чернова подарила. Ниточка, освященная буддийским ламой.
- Степень твоей религиозной безалаберности иногда просто убивает меня.
- Не будь ханжой.
Он бы отводил трубку и бросал какие-то замечания секретарям; тер пальцами большой морщинистый лоб, пытаясь угомонить головную боль; Ему было бы не до меня, впрочем, как и всегда, но хотелось бы дать мне выговориться.
- …это самый важный человек на свете, я ее очень люблю; порадуй ее чем-нибудь, если будет возможность.
- (в сторону) Петр, оставь это в углу. (мне) Она давно заменяет тебе Меня. А Я ведь всех предупредил насчет сотворения кумиров. (в сторону) Да, вот сюда.
- Ты занят, да?
- В последние времена особенно много работы.
Он был бы очень строг со мной; впрочем, мне этого всегда не хватало.
- Я устал посылать тебе шансы.
- Да, я знаю, я уже просто кладбище восхитительных перспектив.
- Нечем гордиться, учти.
- Наставил бы хоть на путь истинный.
- Я рисую тебе стрелки на каждом углу. «Путь Истинный – 0.2 км».
И я очень хорошо представляю себе его глаза – тяжелые веки, густые седые брови: почти как на старых фресках, только не так грозно, скорее, печально.
- N умерла.
- Виделись уже.
У старых людей лица с историей; всей и разницы, что у Него – с историей всей Вселенной.
- Их всего двое на свете, тех, с кем ничего не страшно; но я у них в топ-листе не поднимаюсь выше пятого места. Как бы мне хотелось сделаться совершенно необходимой для этих людей!
- Сделайся сначала себе необходимой. Единственной, любимой и лучшей.
У него была бы ко мне безотчетная нежность – впрочем, Он знал бы лучше кого бы то ни было, как грустно заканчивается нежность к любому из нас.
- Ты меня любишь, Отче?
- А не заметно разве?
И Он вздыхал бы в трубку и думал о том, как бы сегодня покрепче выспаться; я бы рассматривала рекламки в таксофонной кабинке, зябко пряча пальцы в рукава свитера.
- Выпить бы кофе с Тобой.
- Лет через сорок напьемся с тобой кофе хоть цистернами. У нас тут правда другой кофе, и пить его тебе будет нечем. Но тебе ведь не кофе нужен.
- А Ты очень далеко.
- Да нет, - и засмеется, - все у тебя условности какие-то. Положи трубку. - и заноют гудки.
И я ошеломленно положу трубку и выйду из кабинки на улицу, выдыхая пар.
И что-то вдруг схлынет внутри ледяно, и замрет, и грудная клетка стукнется динамиком:
- Раз, раз… Прием. Так ведь Меня лучше слышно, не правда ли?..