а если бы так, вдвоём или с Парижем, чтоб вечно, бесстыже, бесстыже, развязно, пахабно, неотвратимо. сбежать в бесконечности карантина любовного, слюной твоей вымараться сгущёнистой, чтоб вкус твой скрипел как цианистый, чтоб эти запястья зацелованные горели моими инициалами. а сколько на небе кровавого, алого. я буду заглавною буквой и точкою. я буду играть тебе шестую Баха на позвоночнике. только бы пальцы не превращались в розги, поцелуи в ожоги. у меня в плей-листе бегут земфирины итоги, голос твой держа в руках, с кучею проводов в телефонной трубке. а он говорит мне, как хочется к проститутке и мёрзнет в аппаратной будке. я ему шепчу - отдай мне свои грусти. мои плечи в силах и это вынести. дай же мне боли, что тебя топчет и подминает. а он ничегошеньки не понимает. плетёт мне про какие-то членские взносы, не отвечает на мои вопросы. и интонации жуткие, металлические, отдаются эхом. я читаю ему беспонтовые стихи, вот потеха. говорю ему, что, наверное, даже лучше, когда улица утопает не в сугробах, а в лужах, что если я захочу, то их будут дюжины. за окном отутюжен асфальт тысячею подошв. это шов подреберный, шитый моими же волосами. удиви меня зацветающими гладиолусами. ты во мне множишься хлеще смертельнейших антител, я не в силах предотвратить оккупацию сердца, тотальнейший беспредел. и в этом отсутствии звуков нательных, игры водосточных труб ты будешь нетленнее синих чернил, сочащихся с моих губ. и все мертво, безжизненно, бесполезно. скажи, мы горим или тонем? как будто бы этот май сцеловывает тебя с ладоней.