Ну вот так и сиди, из пальца тоску высасывая,
чтоб оправдывать лень, апатией зарастать.
И такая клокочет непримиримость классовая
между тем, кто ты есть и тем, кем могла бы стать.
Ну сиди так, сквозь зубы зло матерясь да всхлипывая,
словно глина, что не нашла себе гончара,
чтоб крутилась в башке цветная нарезка клиповая,
как чудесно все было в жизни еще вчера.
Приключилась опять подстава, любовь внеплановая,
тектонический сдвиг по фазе – ну глупо ведь:
эта жизнь по тебе катается, переламывая,
а ты только и можешь дергаться и реветь.
Лена, ты не такая уж и особенная,
это тоже отмазка, чтоб не пахать как все;
а война внутри происходит междоусобная,
потому что висишь на чертовом колесе,
и повсюду такое поле лежит оранжевое,
и дорог сотня тысяч, и золотая рожь,
и зрелище это так тебя завораживает,
что не слезешь никак, не выберешь, не допрёшь;
тот кусок тебе мал и этот вот не хорош.
Да, ты девочка с интеллектом да с горизонтом,
с атласной лентой, с косой резьбой;
и такой у тебя под сердцем любовный склеп там, весь гарнизон там,
и все так счастливы не с тобой;
потому что ты, Лена, жерло, ты, Лена, пекло,
и все бегут от тебя с ожогами в пол-лица;
ты читаешь по пальцам смугло, ресницам бегло,
но не видишь, где в этот раз подложить сенца.
Выдыхай, Леночка, хватит плакать, кося на зрителя,
это дешево; встань, умойся, заправь кровать.
Все ответы на все вопросы лежат внутри тебя,
наберись же отваги взять и пооткрывать.
Бог не требует от тебя становленья быстрого,
но пугается, когда видит через стекло –
что ты навзничь лежишь полгода и, как от выстрела,
под затылком пятно волос с тебя натекло.
Ты же славно соображаешь, ты вихрь, ты гонщица,
только нужен внутри контакт проводков нехитрых.
Просто помни, что вот когда этот мир закончится –
твое имя смешное тоже должно быть в титрах.