ночной лис

Живет человек какой ни есть, – бомж, нищий, убогий, но все равно – человек. Столько всего в его мозгу и вокруг него: и родные, и приятели, и какие-то связи… И все новые, новые, новые… А он вдруг раз! – и перекинулся! И что он тут же, в один прямо миг становится настолько всем скучен, настолько никому не нужным, что единственное у всех желание – это его поскорее зарыть. Любишь ты его, не любишь, уважаешь, не уважаешь, а только бы от него отделаться, и как можно скорее. Ничего скучнее трупа и представить нельзя, – вот в чем вся петрушка. И это главное. Нас в трупе пугает мысль, что мы тоже, случись, помрем, станем самой скучной и ненужной вещью на свете.

Очень много что-то – слишком много – людей на земле. Вот в чем корень зла. И подавляющее их большинство живет в полнейшей нищете. Вшами. И все хотят есть, хотят крови. Как вообразишь сколько, кулаки сжимаются в бессильной ярости. Я часто представляю себе, что в результате какой-нибудь ядерной войны я останусь единственным жителем. Что я буду делать? Наслаждаться одиночеством, конечно. Но это сначала. А потом – начнется. Миллионы тонн продуктов, произведенных людьми, начнут гнить и разлагаться, вода перестанет поступать в водопровод, домашний скот озвереет так, что и на улицу не выйдешь… Ну лет десять я, наверное, протяну, а дальше? Тоже никакого утешения. Впереди сплошной, бесконечный тупик.

В этом мире что бы ни случилось, ничего не происходит. Будешь ли ты предупреждать, учить, назидать, тыкать указующим перстом в «уроки прошлого» – ровным счетом ничего не изменится: люди так же будут грабить, насиловать, убивать и лишь частично вымещать свои инстинкты в форме романической, живописной, музыкальной и тому подобной. А следовательно, всю историю и ее историков смело можно послать в задницу – ничего не было, ничего нет, ничего и не будет.

Каковы шансы, что вдох, который вы только что сделали, содержит хотя бы одну молекулу воздуха, которая была в последнем вдохе Юлия Цезаря? Том вдохе, при котором Цезарь (согласно Шекспиру) сказал: «И ты, Брут?».

Предположим, что более двух тысяч лет, которые прошли с тех пор, достаточно для того, чтобы все молекулы из последнего вдоха (или выдоха) Юлия Цезаря смешались равномерно в атмосфере, при этом лишь незначительное число молекул просочилось в океан или землю. Будем считать далее, что в атмосфере содержится около 1044 молекул, а каждый вдох (ваш или Цезаря) содержит около 2×1022 молекул.

Это дает вероятность 2×1022/1044 = 2×10-22 того, что любая молекула, которую вы вдыхаете, является той, что вдохнул Цезарь в последний раз. Это означает, что вероятность того, что любая молекула не является той, что вдохнул Цезарь в последний раз, равна [1–2x10-22]. Но мы хотим найти вероятность того, что первая молекула не является той, что вдохнул Цезарь в последний раз, и вторая молекула не является таковой, и третья, и четвертая и т.д. Для определения вероятности того, что более одного события из некоторой группы причинно несвязных событий происходят одновременно, необходимо перемножить вероятности каждого события. Т.к. имеется 2×1022 молекул и каждая из них имеет одну и ту же вероятность [1–2x10-22] не быть той, что вдохнул Цезарь в последний раз, нам необходимо перемножить вероятности каждого отдельного события 2 x 1022 раз. Это дает нам:

P = [1–2x10-22][2x10^22]

в качестве вероятности того, что ни одна молекула из вдоха, который вы только что сделали (предполагая, что вы все еще не выдохнули) не является той, что вдохнул Цезарь в последний раз.

Как это вычислить? Вспомним, что если число x маленькое, то (1–x) приблизительно равно e-x, где e=2,718281828… Таким образом, мы можем переписать равенство выше так:

P = [e[-2x10^(-22)] ][2x10^(22)]

Вспомним также, что когда мы возводим степень числа еще в одну степень, мы просто перемножаем показатели степени. В данном случае один показатель степени (вероятность того, что молекула является той, что вдохнул Цезарь в последний раз) является очень маленьким, а второй (число молекул вдоха) очень большим. Перемножая эти показатели, мы получаем: [-2x10(-22)] x[2x10(22)] =-4.

Далее e-4 равняется примерно 1/(2,72×2,72×2,72×2,72) = 1/54,7 = 0,018. Таким образом, существует вероятность равная 1,8% того, что ни одна из молекул, которую вы вдохнули (и все еще держите в себе) не является той, что вдохнул Цезарь в последний раз. И соответственно существует вероятность равная 98,2% того, что по крайней мере одна из молекул в ваших легких является той самой.

Самый смелый из нас боится самого себя. Самоотречение, этот трагический пережиток тех диких времен, когда люди себя калечили, омрачает нам жизнь. И мы расплачиваемся за это самоограничение. Всякое желание, которое мы стараемся подавить, бродит в нашей душе и отравляет нас. А согрешив, человек избавляется от влечения к греху, ибо осуществление — это путь к очищению. После этого остаются лишь воспоминания о наслаждении или сладострастие раскаяния. Единственный способ отделаться от искушения — уступить ему. А если вздумаешь бороться с ним, душу будет томить влечение к запретному, и тебя измучают желания, которые чудовищный закон, тобой же созданный, признал порочными и преступными. Кто-то сказал, что величайшие события в мире — это те, которые происходят в мозгу у человека. А я скажу, что и величайшие грехи мира рождаются в мозгу, и только в мозгу.

Влиять на другого человека — это значит передать ему свою душу. Он начнет думать не своими мыслями, пылать не своими страстями. И добродетели у него будут не свои, и грехи, — если предположить, что таковые вообще существуют, — будут заимствованные. Он станет отголоском чужой мелодии, актером, выступающим в роли, которая не для него написана. Цель жизни — самовыражение. Проявить во всей полноте свою сущность — вот для чего мы живем. А в наш век люди стали бояться самих себя. Они забыли, что высший долг — это долг перед самим собой. Разумеется, они милосердны. Они накормят голодного, оденут нищего. Но их собственные души наги и умирают с голоду. Мы утратили мужество. А может быть, его у нас никогда и не было. Боязнь общественного мнения, эта основа морали, и страх перед богом, страх, на котором держится религия, — вот что властвует над нами.

Возьмите шарик. Катните его по столу. Он был здесь. А теперь он там. Как мы назовем это действие, физически столь естественное, но непостижимое для ума? Движение, передвижение, перемещение? Но ведь ничего же не стоит за этими пустыми словами. Разве наименование есть уже решение задачи? Вот, однако, и вся наука. Наши машины используют или разлагают это действие, этот факт. Этот маловажный феномен, если применить его к веществам, взорвет весь мир. Мы можем увеличить скорость за счет силы и силу за счет скорости. Что такое сила и скорость? Наша наука не может на это ответить, как не может создать движение. Движение, каково бы оно ни было, есть огромная энергия, а человек энергии не изобретает. Энергия едина, как и движение, представляющее собой самую сущность энергии. Все есть движение. Мысль есть движение. Природа основана на движении. Смерть есть движение, цели коего нам мало известны. Если бог вечен, - поверьте, и он постоянно в движении. Бог, может быть, и есть само движение. Вот почему движение неизъяснимо, как он, глубоко, как он, безгранично, непостижимо, неосязаемо. Кто когда-либо осязал движение, постиг и измерил его? Мы ощущаем следствия, не видя самого движения. Мы можем даже отрицать его, как отрицаем бога. Где оно? И где его нет? Откуда оно исходит? Где его начало? Где его конец? Оно объемлет нас, воздействует на нас и ускользает. Оно очевидно, как факт; темно, как абстракция; оно и следствие и причина вместе. Ему, как и нам, нужно пространство, а что такое пространство? Оно открывается нам только в движении; без движения оно только пустое слово. Это проблема неразрешимая; подобно пустоте, подобно сотворению мира, бесконечности, - движение смущает мысль человеческую, и человеку дано постигнуть лишь одно: что он никогда не постигнет движения.

Пьянство погружает нас в грезы, полные таких же любопытных фантасмагорий, как и экстатические видения. Тогда у нас бывают часы, очаровательные, как причуды молодой девушки, бывают приятные беседы с друзьями, слова, воссоздающие всю жизнь, радости бескорыстные и непосредственные, путешествия без утомления, целые поэмы в нескольких фразах. После того как мы потешили в себе зверя, в котором науке долго пришлось бы отыскивать душу, наступает волшебное оцепенение, по которому вздыхают те, кому опостылел рассудок.

Взгляни на всех великих людей: либо они сладострастники, либо природа создает их хилыми. Некая насмешливая или ревнивая власть портит им душу или тело, чтобы уравновесить действие их дарований. В пьяные часы люди и вещи предстают перед тобой в образах, созданных твоей фантазией. Венец творения, ты видоизменяешь мир как тебе заблагорассудится. Во время этой беспрерывной горячки игра, по твоей доброй воле, вливает тебе в жилы расплавленный свинец. И вот в один прекрасный день ты весь во власти чудовища; тогда у тебя настает, грозное пробуждение: у твоего изголовья сидит бессилие.

Допустим, природа наделила вас слишком маленьким или слишком ленивым желудком; вы подчиняете его своей воле, расширяете его, учитесь усваивать вино, вы приручаете пьянство, проводите бессонные ночи - и вырабатываете у себя, наконец, телосложение гусарского полковника, вторично создаете себя, точно наперекор господу богу! Когда человек преобразился, подобно тому как ветеран приучил свою душу к артиллерийской пальбе, а ноги - к походам, когда новопосвященный еще не принадлежит чудовищу и между ними пока еще не установлено, кто из них господин, - они бросаются друг на друга, и то один, то другой одолевает противника, а происходит это в такой сфере, где все - чудо, где дремлют сердечные муки и оживают только призраки идей. Ожесточенная эта борьба становится уже необходимой. Воскрешая в себе баснословных героев, которые, согласно легендам, продали душу дьяволу, дабы стать могущественными в злодеяниях, расточитель платит своей смертью за все радости жизни, но зато как изобильны, как плодоносны эти радости! Вместо того чтобы вяло струиться вдоль однообразных берегов, жизнь его кипит и бежит, как поток.

Разгул - это, конечно, искусство, такое же, как поэзия, и для него нужны сильные души. Чтобы проникнуть в его тайны, чтобы насладиться его красотами, человек должен, так сказать, кропотливо изучить его. Как все науки, вначале он от себя отталкивает, он ранит своими терниями. Огромные препятствия преграждают человеку путь к сильным наслаждениям - не к мелким удовольствиям, а к тем системам, которые возводят в привычку редчайшие чувствования, сливают их воедино, оплодотворяют их, создавая особую, полную драматизма жизнь и побуждая человека к чрезмерному, стремительному расточению сил. Война, власть искусства - это тоже соблазн, настолько же превышающий обыкновенные силы человеческие, настолько же влекущий, как и разгул, и все это трудно достижимо. Но раз человек взял приступом эти великие тайны, не шествует ли он в каком-то особом мире? Полководцев, министров, художников - всех их в той или иной мере влечет к распутству потребность противопоставить своей жизни, столь далекой от обычного существования, сильно действующие развлечения. И в конце концов война -- это кровавый разгул, политика - разгул сталкивающихся интересов. Все излишества - братья.

Любовь проходит через бесконечное число превращений, прежде чем навсегда слиться с нашей жизнью и навеки окрасить ее в свой пламенный цвет. Тайна этого неуловимого влияния ускользает от взгляда художника. Истинная страсть выражается в воплях, во вздохах, несносных для ушей человека холодного. Любовь - наивный ручей, что струится по камешкам, меж трав и цветов, но вот ручей становится речкой, рекой, меняет свою природу и вид от каждого нового притока, затем впадает в неизмеримый океан, который умам несовершенным кажется лишь однообразием, а великие души погружает в бесконечное созерцание. Как воссоздать эти переливы чувства, эти столь дорогие мелочи, слова, в самом звуке которых заключена целая сокровищница речи, взгляды, более выразительные, нежели самые лучшие стихи?

Вопреки тому внутреннему голосу, который, вероятно, поддерживает даровитых людей в их борениях и который кричал мне: "Смелей! Вперед!"; вопреки внезапному ощущению силы, которую я иногда испытывал в одиночестве, вопреки надежде, окрылявшей меня, когда я сравнивал сочинения новых авторов, восторженно встреченных публикой, с теми, что рисовались в моем воображении, - я, как ребенок, был не уверен в себе. Я был жертвою чрезмерного честолюбия, я полагал, что рожден для великих дел, - и прозябал в ничтожестве. Я ощущал потребность в людях - и не имел друзей. Я должен был пробить себе дорогу в свете - и томился в одиночестве, скорее из чувства стыда, нежели страха.

Женщины, в силу какого-то особого склада своего ума, обычно видят в человеке талантливом только его недостатки, а в дураке - только его достоинства; к достоинствам дурака они питают большую симпатию, ибо те льстят их собственным недостаткам, тогда как счастье, которое им может дать человек одаренный, стоящий выше их, не возмещает им его несовершенств. Талант - это перемежающаяся лихорадка, и у женщин нет охоты делить только его тяготы, - все они смотрят на своих любовников как на средство, для удовлетворения своего тщеславия. Самих себя - вот кого они любят в нас! А разве в человеке бедном, в гордом художнике, наделенном способностью творить, нет оскорбительного эгоизма? Вокруг него какой-то вихрь мыслей, в который вовлекается все, даже его любовница. Может ли женщина, избалованная поклонением, поверить в любовь такого человека?

Плохо писать о том, что действительно с вами случилось. Губит наверняка. Чтобы вышло толково, надо писать о том, что вы сами придумали, сами создали. И получится правда.

Нда. В последнее время, заметил за собой странность, что я как-то витиевато, сложно и хитро начал разговор вести. Видимо, книги все-таки вносят некоторые изменения в мою голову. Это прекрасно. Прекрасно осознавать и думать об этом. И нет ничего лучше, чем тихими вечерами, за кружкой чая читать что-то новое, интересное и захватывающее. Когда я прихожу в библиотеку со своим списком, библиотекари смотрят на меня, как на душевнобольного. Они смотрят мне в глаза, и про себя наверное думают: "Не спятил ли он с ума. Читает такие книги, которые взрослые-то вряд ли осилят." Как же это меня забавляет. На самом деле, очень интересно смотреть на их реакцию. Это воодушевляет. И я с еще большим остервенением бросаюсь читать следующую книгу и читаю ее взахлеб, за несколько дней.

Книги. Вот что спасает умы человеческие. И нет ничего лучше в мире, чем книга. Побольше читайте, друзья.