Страна Чудес без тормозов // Конец Света

Оставь меня у себя, пожалуйста.

Я буду тебя кормить.
Буду заботиться о тебе, как умею.
Буду тебя греть. Пусть я и мала, но я буду стараться делать это как можно лучше.
Попытаюсь как можно чаще смешить тебя, несмотря на то, что у меня это плохо получается.
Я буду любить тебя.

— Ну, и конечно же, как и каждый житель Пустошей, я чем-то больна на голову… — пробубнила Неука под конец, затушив сигарету об стол, — а, ну и в-третьих, я скоро буду владеть всеми Пустошами и ты станешь моей королевой.
Франциска вздохнула и села на кровать.
— Плохо.

Иногда ты привыкаешь. Когда знаешь, что хочешь и начинаешь идти к этой цели, тратя силы, средства, вкладываясь, отдаваясь…
Когда внезапно твой смысл жизни пожмет плечами, махнет ручкой, развернется, и уйдет, оставив тебя с полными сумками тут же начинающих гнить счастья, любви и нежности, это будет как удар по лицу. Со всей дури.
И тогда зародится эта самая обида и недоверие к окружающим. Ведь за что? Что не так? Ведь ты, такая ласковая, добрая, заботливая, делающая ее счастливой, любящая – что не так, за что бросили, за что в грязь втоптали чувства и сделали вид, что ничего и не было такого?
Это далеко не мелочь, нет – это оскорбление всему прекрасному, что копилось в душе. Со смесью страха, боли, остывающей, отчаянной любви, ты не знаешь что делать – ты боишься даже заговорить. Мир рухнет. Надолго или не очень – но рухнет.
— Эй!
И все. Больше ты ничего не скажешь, потому что хочется кричать, плакать, топать ногами, рвать волосы, проклинать, признаваться в любви, напоминать – «вот, вот, были такие чувства, ничем не хуже, чем у других, зачем, почему, за что? Да ты себе не представляешь, во что они могли превратиться, не представляешь, на что я была готова, не представляешь, сколько сил выделила на тебя, одну, не такую, как все…»
И все. Дальше все по Пушкину.

Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.

Надейся, верь, люби. Не давай своим чувствам превращаться в сопливый носовой платок, даже если в них поплевали.
Люби. Верь. Надейся. Только так можно отыскать Того Человека, Который Тебе Нужен.

Осень – очень трудное время для подростков и беременных женщин. Для беременных подростков вообще так ад. У нас, наверное, хуже. Мы лесбиянки. Химия, которая отыгрывается на людях осенью, и без того встала немного по-другому, чем у остальных.
Но не в осени дело. Дело в холодной подушке и теплом носе, который я уткнула в нее. Слишком… холодно носу.
« — Ляг на щеку. Холодно носу.
— Отстань. Я удобно лежу.
— X, ляг на щеку.»
Вечно так. И ведь приходится ложиться на щеку. Потому что так сказала YoX.
Y лежит рядом. Притворяется, что дремлет. Периодически приоткрывает глаза, наблюдает через ресницы, как я пытаюсь делать тоже самое, что и она – притворяться спящей. Что еще остается делать? Я вижу, как она скромно гордится собой и тем, чем мы занимались. Чувствует себя совсем взрослой, важной. А ведь мы обе еще совсем малышки. Но я тоже горжусь.
« — Хорошо.
— Приятно.
— Да-а-а…»
Она открыла глаза. Улыбнулась. Все, можно не притворяться.
— X… Хочешь чего-нибудь?
Пошлая улыбка не могла не выйти на сцену. Но Y села на кровать и оглядела комнату. Так, по традиции, когда садишься на кровать, пытаясь встать, осматриваешь комнату.
— Я налью кофе. Тебе наливать?
« — Кофе. Пф. Ментоловую сигарету не подсунуть?..
— YoX! В задницу твой цинизм!»
— Ты же знаешь…
— С молоком?
— Нет. Мне нельзя. Я не пью кофе.
— Чай?
—…можно. Похолоднее. И с тремя ложками сахара. Разбавь…
« — Ха!.. и пироженок попроси! И вишенок на десерт.
— Цыц».
— Хорошо, — Y застенчиво улыбнулась, приподнялась, но тут же села обратно, и тихо попросила: — отвернись. Я стесняюсь.
Да что я там не видела…
Шурша тапками из синтетики по паркету, Y вышла.
Нос опять попал на что-то холодное. О, стенка…
« — Ты ее любишь?..» — тихо буркнула в затылке YoX.
Пришлось тихо кашлянуть.
— X!
— Ась?
— Не засыпай…
— Не сплю. Просто отвернулась к стене.
« — Мы ее не любим» — начала монолог YoX.
— Аккуратнее, растяпа, — Y улыбнулась, заметив, что чашка норовит выскользнуть из рук X.
« — Но мы можем ее полюбить. Смотри, как она нежна, как искренна, как заботлива… Пять процентов того, что это неосознанное притворство. Что это просто упоение от секса и новых ощущений. Жалкие пять процентов. Отдай команду «расслабиться». Давай. Так проще. Нельзя отчаиваться. Может, это все правда. Может, ей можно довериться. »
— Чего ты так на меня смотришь? Горячий слишком?
« — Да, не надо на нее так смотреть. Мы ее не любим. У нас…эээ…симбиоз.»
— Нет. Хороший. Садись поближе… холодно.
« — Жалкие пять процентов.
— Которые всегда были во всех наших романах. Когда мы всегда отдавали команду «расслабиться», полагаясь на остальные девяносто пять.
— Не вспоминай. Не вспоминай…»
Y села на кровать, укутавшись в одеяло и держа в руке чашечку со своим кофе. Я поставила наполовину пустую чашку с чаем на прикроватную тумбочку и уткнулась лицом в плечо любовницы.
— X?
— Что?
— Ты меня любишь?
« — Расслабься. Давай попробуем… еще разок».
—…люблю.
___________________­______
Ненавижу эти пять процентов.