Бессмыслица со смыслом

Железная голова Ленина, вот уже которое десятилетие взирающая на город, давно перестала быть идеологическим символом и превратилась просто в некую высокую конструкцию, торчающую в небе и медленно ржавеющую под холодными северными дождями, льющими целый месяц и медленно превращающимися в первый снег, неровно ложащийся на грязноватую землю и моментально тающий на асфальте, но долго остающийся на ещё зелёной траве и песчаных тропинках, по которым ходят пожилые люди с тележками, наполненными родниковой водой, ездят расплодившиеся за последнее время велосипедисты, бегают спортсмены в обтягивающих лыжных кроссовках и дедок в вечной зелёной футболке и "Асиксах", который год уже участвующий в марафонских забегах, бегают бездомные псы, воющие на месяц, иногда очень хорошо видимый на небе и днём, особенно в белые ночи, в одну из которых я сижу на макушке огромного схематического изображения гордого профиля великого человека и наблюдаю за восходящим солнцем, похожим не на апельсин или красного дракона, а на огромный красный фрисби, запущенный неким присутствием, имеющим множество образов и видимым каждым из нас по-своему в бесконечный полёт, на протяжении которого длится жизнь в том понимании, которое есть у нас, и когда красный фрисби долетит до того, кто сможет его поймать, жизнь примет другой смысл, однако с виду это будет обычный конец света, только настоящий, хоть уже и не верится, что он когда-нибудь будет, и остаётся одна мысль, что мы станем чем-то другим задолго до того, как диск поймает нечто другое, обладающее ещё большим множеством образов, или когда диск свалится с установленной траектории и упадёт ребром на космический асфальт и расколется под огорчённые крики ловящих небесный диск сущностей, одна из которых может оказаться самым обычным юношей, сидящим на макушке очередного ритуального идола, воздвигнутого любителями красного в незапамятные времена и пережившего и всеобщую принудительную любовь к красному, и популяризировавшуюся к нему нелюбовь, пьющим "Пепси", хоть давно уже его поколение предпочитает "Коку", слушающего через бюджетный сенсорный телефон песню о карме, которая случайно мелочам даёт причину, песню, вызывающую желание забыть обо всём, сходить в лес за небесными грибами и, уйдя в сансару, переслушивать её на вечном репите, размышляющего, что неплохо было бы быть двумя звенящими китайскими шариками в руках брюнетки с карими глазами, задумчиво перекатывающей их в своей ладони, рисунок линий на которой предсказывает ей много детей и хорошую, крепкую семью, думает, что хорошо бы стать лохматой таксой, умиляющей всех прохожих и абсолютно не вникающей во все мировые проблемы, которые стали настолько глобальны, что про них спрашивают на нервном мероприятии с названием из трёх букв, о котором я не хочу ничего говорить, потому что неохота, или превратиться во что-то милое, доброе и абсолютно полезное, чтобы быть кому-то нужным, важным и необходимым, ведь это самая главная вещь в жизни, даже главнее нахождения собственного места в жизни, которое найти сложно, но можно, хотя, что от греха таить, всё равно оно когда-нибудь найдётся, некуда бежать и нет возможности вернуться назад, поэтому я сижу на лысине рано постаревшего человека и встречаю рассвет, гляжу на игрушечную станцию где-то внизу, на берегу реки, принимающую игрушечные поезда, без устали снующие по блестящим от росы и полировки рельсам и басовито гудящие в предрассветной тиши, любуюсь нарядной зелёной "Ушкой"- толкачом, стучащей своим огромным двигателем, как стучит сердце космонавта на медкомиссии перед отправкой на Байконур, где он взлетит выше всех нас вместе взятых, и, может, повторит судьбу Комарова, а может, и станет новым героем нации и никогда больше не будет летать, вынужденно променяв безграничную радость оказаться над облаками на нудную должность свадебного генерала, радующего собой толпы людей и отточившего свою знаменитую улыбку до такой степени, что она выползает на мужественном лице при любой мало-мальски сильной эмоции, но всё ещё вдохновляющего сотни мальчишек и девчонок, а также их родителей на добрые дела, вселяющего веру в чудо и исполение мечт, даже таких, как стать машинистом того самого тепловоза с сердцем космонавта, о чём мечтает абитуриент, сидящий на старой ржавой конструкции, когда-то светившейся и вызывавшей неимоверный восторг у приезжих, и искренне завидующий приятелю, выучившемуся на помощника машиниста и устроившемуся работать в организацию, красящую милые сердцу вагоны в унылый серо-красный цвет, думает о том, что очень много среди нас несправедливости и прочем, думает о том, что не хочет об этом думать, но всё равно думается, окружающая реальность давит на сознание своей пугающей обыденностью так, что кажется, что уже ничего не остаётся, как спуститься с горы и пойти продавать хачапури, но вдруг голосистый парень из Харькова в его ушах прочувствовано выводит песню "Мама", и абитуриент, проникнувшись скрытыми смыслами полукричит-полупоёт: "Мама! Я не хочу видеть мир таким!", и сразу как-то становится проще, встаёт солнце, ему звонят друзья, подруга, ещё так кто-то: "Тём, ты где? Ты меня заберёшь?", или: "Ну ты где там? Идём сегодня куда?", или: "Артём, надо с тобой поговорить", приходят смски, оповещения из контакта, сыплются реплаи твиттера, приходят письма из Одессы, всё приходит в движение, всё хаотично перемещается, солнце-фрисби, люди, дома, деревья, небо, рельсы, тополиный пух, звенящие шары в руке, ноги, руки, парень бежит, в ушах гремит музыка, плеер бешено шаффлит треки, нужно успеть так много, хочется делать что-то великолепное, хочется жить, путешествовать, менять что-то, узнавать, забывать, придумывать, впечатляться, впечатлять, бегать, прыгать, летать, радоваться, любить, дурачиться, двигаться, и за всем этим бесконечным радостным движением с живописной горы недвижно и безмятежно вот уже который год наблюдает железная голова Ленина.

Восемь тысяч двести вёрст пустоты.
А всё равно нам с тобой негде ночевать.
Был бы я весел, если бы не ты,
Если бы не ты,
Моя Родина-Мать.

Эта песня вечно стоит у меня на репите. Есть в ней что-то определённо манящее, заставляющее окунуться в абсолютное ничто протяжённостью в восемь тысяч двести вёрст. Вот только пустоты вокруг себя я давно уже не наблюдаю. Наблюдаю я изо дня в день, как в горячем шкафу с прозрачной дверцей медленно и жарко крутится карусель, без конца катающая тушки цыплят-бройлеров, освещаемые ржавым светом лампочки Ильича под потолком вагончика с надписью "Куры - Гриль" и выведенным слоганом, калькой со ставшего крылатым "Just Do It" - "Jast Eat Broyler". Как обладатель сертификата уровня "Advanced", я долго не мог смириться с таким адским изречением, но потом ничего, привык.
Каждого человека иногда спрашивают: "Кто ты по жизни?" Я отвечу сразу: моей сакральной функцией является продажа кур-гриль, хот-догов, шаурмы, лаваша и самсы в вагончике с неправильно написанной catch-phrase. Дело это, видимо, не особо прибыльное. Постоянных покупателей у меня единицы. Три единицы. Степаныч, Баба Нина и Лёша.
Они мои ангелы-хранители, потому что я твёрдо знаю, что питаются они только продукцией, выпускаемой моим вагончиком. Жертвы общепита.
Лёша - студент. Умный, но не ботан. Невнимательный, но секущий фишку. Ленивый, но жаждет деятельности. Считает, что приготовление пищи - не самое важное занятие в жизни. Скупает хот-доги. Видит странные сны, а потом постит их в жежешку. Ходит с таким выражением лица, будто окружающая реальность - это хорошо склеенный, глубокий, но абсолютно абсурдный сон. Нерешителен, но скрывает это за псевдоинтеллектуальностью, начитанностью и кривой усмешкой одними губами на несимметричном лице. Близорук, но очки не носит. Руки крепкие, но худые. Жилистый, не бугай, но и не совсем уж додик. Так, ни рыба, ни мясо.
Степаныча можно назвать синяком. Но только на первый взгляд. Когда он покупает у меня шаурму, мне кажется, что на самом деле он ни за что бы не связался с зелёным змием по своей воле. Что он ведёт ему одному понятную шпионскую игру, выпытывая у местных алкашей конфиденциальную информацию. И не может понять, что давно уже следит за самим собой. Не знаю. Может, я просто начитался Филипа Дика? Хрестоматийный пиджак поверх майки-алкоголички и древние бартерные джинсы как будто плотно подогнаны и сидят на нём как влитые. Не удивлюсь, если этот комплект одежды ему выдали перед отправкой на спецзадание, цель которого не знает даже он сам. Я даже не совсем уверен, ест ли он мою шаурму или берёт её в качестве образцов, исследует в секретной лаборатории на предмет съедобности.
Абсолютно не удивлюсь, если в один прекрасный солнечный день, в мой выходной день, меня примут двое неприметных молодых людей в цивильном и предъявят мне обвинение в нарушении санитарных норм и незаконном обращении с животными. Я буду согласен только с первым. Ибо в вагончике с такими дурацкими слоганами просто невозможно подерживать стерильность, как в операционной. Что же насчёт второго - то ингредиенты мне привозят от хозяина. В виде какого-то фарша и прочей требухи. Поэтому, когда особо остроумные покупатели язвительно спрашивают меня: "А из кого самса-то?", я вежливо и абсолютно искренне отвечаю: "Понятия не имею". Может, причина неуспешности предприятия заключается в моей искренности?
В любом случае, печь блины с картошкой была моя идея. Она не принесла баснословных прибылей, но подарила ещё одного постоянного клиента. Бабу Нину нельзя назвать бабушкой-божий-одуванчик, потому что не бывает таких ярко-фиолетовых одуванчиков. Баба Нина гуляет со старой дряхлой длинной собакой, помесью овчарки с таксой. Собака лениво переваливается по дорожке перед вагончиком, с усталой злобой поглядывая на остальных собак, голубей, ворон, людей, машины и кошек. Баба Нина правдива, чем меня и покоряет. Шёл я однажды с работы (если это можно назвать работой) и встретил эту собаку. Она попыталась издать гортанный сиплый кряхтящий звук, видимо, означающий рычание. И оскалила свои жёлтые клыки. Видимо, знает, из кого фарш в шаурме. Собак я не очень понимаю и немного опасаюсь, поэтому решил осведомиться у хозяйки: "А она у вас не кусается?" "А шут её знает, это ж собака. Пёс их разберёт, ты, главное, не пужай". Другой бы на её месте уверял, что не может это милое создание в семьдесят килограммов весу гавкать, не то что кусаться не станет. Баба Нина каждый день покупает блины. В одно и то же время со старушечьей постоянностью она приходит и просит в окошко четыре блинка. И так уже года два, если не больше, пока я тут работаю.
Почему я это всё рассказываю? Потому что продавец шаурмы - это не обязательно сын гор с огромным носом, золотыми зубами и неспособный связать правильно двух слов. "Па русски гаварыт нада! ПАМЫДОРНЫЙ ДА!!!" - я не из таких. Да и скучно это - целыми днями сидеть в этом грёбаном вагончике и кормить непонятно кого непонятно чем, надо же иметь хобби.
Как я сюда попал? Это долгая и страшная история, по которой можно было бы снять психологическую артхаусную драму. Всё своё детство и раннюю юность я прожил без особого напряга. Видимо, был во мне какой-то талант, позволяющий идти по жизни с улыбкой, срывая цветы наслаждений. Всё получалось с такой лёгкостью, что становилось даже не по себе. А потом талант кончился. А я так и не определился. У всех в детстве была мечта стать космонавтом каким-нибудь. Милиционером. Врачом. Пилотом. Военным. Бизнесменом. Бандитом. Музыкантом. Актрисой. Это, как правило, в детстве. А у меня не было. А потом так и не появилось. Дальше обычный гуманитарный вуз, какая-то экономика, скука, завалы, дедлайны. А потом надоело. Надо что-то делать, ибо уехать из родного дома уехал, а жить-то как-то надо. Да и в армию-то не особо тянет. Воспринял творчество группы "Радиоголова" слишком буквально и нашёл действительно тихую жизнь. В вагончике с надписью: "Jast Eat Broyler". Чёрт возьми, не этого я хотел. Можно было поверить в сказку, писать слоганы, отбиваясь от малолетних рекетиров, а потом стать живым богом, всесильным и непоколебимым, как Дункан Маклауд, с одним изъяном - страхом быть задушенным прыгалками. Но Виктор Олегович слишком оторван от реальности в коридорах своего сознания, в котором полыхает пожар вот уже три тысячи лет.
Никакой однокурсник меня, к сожалению, никуда не забрал, и вот я сижу и пишу эти буквы на стареньком "Асусе", стырив вайфай из супермаркета неподалёку. На дворе десятые годы, не такие лихие, как девяностые, но тоже не сахар. В воздухе витает дух чего-то грядущего, все кругом разговаривают о политике, неверных ментах, распилах и откатах, Олимпиаде в Сочи, взятках и тандеме. Все спешно закупаются товарами первой необходимости, закупают алкоголь, покупают в кредит машины, квартиры в ипотеку, ездят на Багамы какие-нибудь, а я сижу и наблюдаю за всем этим из окошка вагончика с крутящимися курицами. Наверное, такого хотел солист группы "Радиоголова", когда пел "I'll take a quiet life/ A handshake of carbon monoxide/ And no alarms and no surprises". Не могу, правда, понять, что значит шикарная метафора "Рукопожатие угарного газа", но лично мне угарного газа хватает, ибо голова частенько побаливает. А так да, ни тревог и не сюрпризов.
А знаете, что бы я ни говорил, мне нравится такая работа. По крайней мере, она есть, позволяет не зависеть от родителей, не возвращаться в почти родной город на севере, позволяет жить самостоятельно, хоть и не могу приобрести "Форд Фокус" в кредит.
Иногда я думаю: "А может, плюнуть на всё, пойти, доучиться и стать инженером? Учиться ведь никогда не поздно. И жить нормально, а не торговать курицами, умершими собственной смертью. "
Дальше этих мыслей не заходит, поэтому я наблюдаю бесконечное вращение кур на вертеле в горячем шкафу под освещением висящей под потолком лампочки Ильича, тырю халявный вайфай из супермаркета, играю в Angry Birds, слушаю БГ и Веню Д'ркина и пишу этот вот текст.
Желаю тому, кто это читает, найти своё призвание. Я своё нашёл, каким бы невзрачным оно не было.
Мир тебе, и помни: главное - на выдохе

Степаныча можно назвать синяком. Но только на первый взгляд. Когда он покупает у меня шаурму, мне кажется, что на самом деле он ни за что бы не связался с зелёным змием по своей воле. Что он ведёт ему одному понятную шпионскую игру, выпытывая у местных алкашей конфиденциальную информацию. И не может понять, что давно уже следит за самим собой. Не знаю. Может, я просто начитался Филипа Дика? Хрестоматийный пиджак поверх майки-алкоголички и древние бартерные джинсы как будто плотно подогнаны и сидят на нём как влитые. Не удивлюсь, если этот комплект одежды ему выдали перед отправкой на спецзадание, цель которого не знает даже он сам. Я даже не совсем уверен, ест ли он мою шаурму или берёт её в качестве образцов, исследует в секретной лаборатории на предмет съедобности. Абсолютно не удивлюсь, если в один прекрасный солнечный день, в мой выходной день, меня примут двое неприметных молодых людей в цивильном и предъявят мне обвинение в нарушении санитарных норм и незаконном обращении с животными. Я буду согласен только с первым. Ибо в вагончике с такими дурацкими слоганами просто невозможно подерживать стерильность, как в операционной. Что же насчёт второго - то ингредиенты мне привозят от хозяина. В виде какого-то фарша и прочей требухи. Поэтому, когда особо остроумные покупатели язвительно спрашивают меня: "А из кого самса-то?", я вежливо и абсолютно искренне отвечаю: "Понятия не имею". Может, причина неуспешности предприятия заключается в моей искренности?

Восемь тысяч двести вёрст пустоты.

А всё равно нам с тобой негде ночевать.

Был бы я весел, если бы не ты,

Если бы не ты,

Моя Родина-Мать.

Эта песня вечно стоит у меня на репите. Есть в ней что-то определённо манящее, заставляющее окунуться в абсолютное ничто протяжённостью в восемь тысяч двести вёрст. Вот только пустоты вокруг себя я давно уже не наблюдаю. Наблюдаю я изо дня в день, как в горячем шкафу с прозрачной дверцей медленно и жарко крутится карусель, без конца катающая тушки цыплят-бройлеров, освещаемые ржавым светом лампочки Ильича под потолком вагончика с надписью "Куры - Гриль" и выведенным слоганом, калькой со ставшего крылатым "Just Do It" - "Jast Eat Broyler". Как обладатель сертификата уровня "Advanced", я долго не мог смириться с таким адским изречением, но потом ничего, привык.

Каждого человека иногда спрашивают: "Кто ты по жизни?" Я отвечу сразу: моей сакральной функцией является продажа кур-гриль, хот-догов, шаурмы, лаваша и самсы в вагончике с неправильно написанной catch-phrase. Дело это, видимо, не особо прибыльное. Постоянных покупателей у меня единицы. Три единицы. Степаныч, Баба Нина и Лёша.

Они мои ангелы-хранители, потому что я твёрдо знаю, что питаются они только продукцией, выпускаемой моим вагончиком. Жертвы общепита.

Лёша - студент. Умный, но не ботан. Невнимательный, но секущий фишку. Ленивый, но жаждет деятельности. Считает, что приготовление пищи - не самое важное занятие в жизни. Скупает хот-доги. Видит странные сны, а потом постит их в жежешку. Ходит с таким выражением лица, будто окружающая реальность - это хорошо склеенный, глубокий, но абсолютно абсурдный сон. Нерешителен, но скрывает это за псевдоинтеллектуальностью, начитанностью и кривой усмешкой одними губами на несимметричном лице. Близорук, но очки не носит. Руки крепкие, но худые. Жилистый, не бугай, но и не совсем уж додик. Так, ни рыба, ни мясо.