играем грязно
я вообще боюсь людей, которые всегда ведут себя прилично, никогда не пьют, не курят, не ругаются матом и не говорят о сексе. думаю, по ночам они разделывают младенцев или что-то в этом роде.
я вообще боюсь людей, которые всегда ведут себя прилично, никогда не пьют, не курят, не ругаются матом и не говорят о сексе. думаю, по ночам они разделывают младенцев или что-то в этом роде.
Вы вынуждены наблюдать, как предмет вашего сердца жует телячьи почки, как героиня ваших грез решает, съесть ли ей кусочек камамбера или четвертинку свежего, тающего бри, вынуждены слушать, как у небесной красавицы урчит в животе. Утробное бульканье заменяет звук поцелуев, стук вилок подменяет
собой признания в любви.
Что остается, когда любовь умерла? Желудочные воспоминания.
Ф.Бегбедер
Every afternoon, as they were coming from school, the children used to go and play in the Giant's garden. It was a large lovely garden, with soft green grass. Here and there over the grass stood beautiful flowers like stars, and there were twelve peach-trees that in the spring-time broke out into delicate blossoms of pink and pearl, and in the autumn bore rich fruit. The birds sat on the trees and sang so sweetly that the children used to stop their games in order to listen to them. "How happy we are here!" they cried to each other. One day the Giant came back. He had been to visit his friend the Cornish ogre, and had stayed with him for seven years. After the seven years were over he had said all that he had to say, for his conversation was limited, and he determined to return to his own castle. When he arrived he saw the children playing in the garden. "What are you doing here?" he cried in a very gruff voice, and the children ran away. "My own garden is my own garden, " said the Giant; "any one can understand that, and I will allow nobody to play in it but myself." So he built a high wall all round it, and put up a notice-board. TRESPASSERS WILL BE PROSECUTED He was a very selfish Giant. The poor children had now nowhere to play. They tried to play on the road, but the road was very dusty and full of hard stones, and they did not like it. They used to wander round the high wall when their lessons were over, and talk about the beautiful garden inside. "How happy we were there, " they said to each other. Then the Spring came, and all over the country there were little blossoms and little birds. Only in the garden of the Selfish Giant it was still winter. The birds did not care to sing in it as there were no children, and the trees forgot to blossom. Once a beautiful flower put its head out from the grass, but when it saw the notice-board it was so sorry for the children that it slipped back into the ground again, and went off to sleep. The only people who were pleased were the Snow and the Frost. "Spring has forgotten this garden, " they cried, "so we will live here all the year round." The Snow covered up the grass with her great white cloak, and the Frost painted all the trees silver. Then they invited the North Wind to stay with them, and he came. He was wrapped in furs, and he roared all day about the garden, and blew the chimney-pots down. "This is a delightful spot, " he said, "we must ask the Hail on a visit." So the Hail came. Every day for three hours he rattled on the roof of the castle till he broke most of the slates, and then he ran round and round the garden as fast as he could go. He was dressed in grey, and his breath was like ice. "I cannot understand why the Spring is so late in coming, " said the Selfish Giant, as he sat at the window and looked out at his cold white garden; "I hope there will be a change in the weather." But the Spring never came, nor the Summer. The Autumn gave golden fruit to every garden, but to the Giant's garden she gave none. "He is too selfish, " she said. So it was always Winter there, and the North Wind, and the Hail, and the Frost, and the Snow danced about through the trees. One morning the Giant was lying awake in bed when he heard some lovely music. It sounded so sweet to his ears that he thought it must be the King's musicians passing by. It was really only a little linnet singing outside his window, but it was so long since he had heard a bird sing in his garden that it seemed to him to be the most beautiful music in the world. Then the Hail stopped dancing over his head, and the North Wind ceased roaring, and a delicious perfume came to him through the open casement. "I believe the Spring has come at last, " said the Giant; and he jumped out of bed and looked out. What did he see? He saw a most wonderful sight. Through a little hole in the wall the children had crept in, and they were sitting in the branches of the trees. In every tree that he could see there was a little child. And the trees were so glad to have the children back again that they had covered themselves with blossoms, and were waving their arms gently above the children's heads. The birds were flying about and twittering with delight, and the flowers were looking up through the green grass and laughing. It was a lovely scene, only in one corner it was still winter. It was the farthest corner of the garden, and in it was standing a little boy. He was so small that he could not reach up to the branches of the tree, and he was wandering all round it, crying bitterly. The poor tree was still quite covered with frost and snow, and the North Wind was blowing and roaring above it. "Climb up! little boy, " said the Tree, and it bent its branches down as low as it could; but the boy was too tiny. And the Giant's heart melted as he looked out. "How selfish I have been!" he said; "now I know why the Spring would not come here. I will put that poor little boy on the top of the tree, and then I will knock down the wall, and my garden shall be the children's playground for ever and ever." He was really very sorry for what he had done. So he crept downstairs and opened the front door quite softly, and went out into the garden. But when the children saw him they were so frightened that they all ran away, and the garden became winter again. Only the little boy did not run, for his eyes were so full of tears that he did not see the Giant coming. And the Giant stole up behind him and took him gently in his hand, and put him up into the tree. And the tree broke at once into blossom, and the birds came and sang on it, and the little boy stretched out his two arms and flung them round the Giant's neck, and kissed him. And the other children, when they saw that the Giant was not wicked any longer, came running back, and with them came the Spring. "It is your garden now, little children, " said the Giant, and he took a great axe and knocked down the wall. And when the people were going to market at twelve o'clock they found the Giant playing with the children in the most beautiful garden they had ever seen. All day long they played, and in the evening they came to the Giant to bid him good-bye. "But where is your little companion?" he said: "the boy I put into the tree." The Giant loved him the best because he had kissed him. "We don't know, " answered the children; "he has gone away." "You must tell him to be sure and come here to-morrow, " said the Giant. But the children said that they did not know where he lived, and had never seen him before; and the Giant felt very sad. Every afternoon, when school was over, the children came and played with the Giant. But the little boy whom the Giant loved was never seen again. The Giant was very kind to all the children, yet he longed for his first little friend, and often spoke of him. "How I would like to see him!" he used to say. Years went over, and the Giant grew very old and feeble. He could not play about any more, so he sat in a huge armchair, and watched the children at their games, and admired his garden. "I have many beautiful flowers, " he said; "but the children are the most beautiful flowers of all." One winter morning he looked out of his window as he was dressing. He did not hate the Winter now, for he knew that it was merely the Spring asleep, and that the flowers were resting. Suddenly he rubbed his eyes in wonder, and looked and looked. It certainly was a marvellous sight. In the farthest corner of the garden was a tree quite covered with lovely white blossoms. Its branches were all golden, and silver fruit hung down from them, and underneath it stood the little boy he had loved. Downstairs ran the Giant in great joy, and out into the garden. He hastened across the grass, and came near to the child. And when he came quite close his face grew red with anger, and he said, "Who hath dared to wound thee?" For on the palms of the child's hands were the prints of two nails, and the prints of two nails were on the little feet. "Who hath dared to wound thee?" cried the Giant; "tell me, that I may take my big sword and slay him." "Nay!" answered the child; "but these are the wounds of Love." "Who art thou?" said the Giant, and a strange awe fell on him, and he knelt before the little child. And the child smiled on the Giant, and said to him, "You let me play once in your garden, to-day you shall come with me to my garden, which is Paradise." And when the children ran in that afternoon, they found the Giant lying dead under the tree, all covered with white blossoms.
Почему у тебя нет парня? БЛЯТЬ ДА ПОТОМУ ЧТО ВЫХОЖУ Я НА УЛИЦУ И ДУМАЮ НУ ЩА ПАРНЯ КАКОГО-НИБУДЬ ВСТРЕЧУ НОРМАЛЬНОГО А ВОКРУГ ЭТИ ХИПСТЕРЫ НА ТЁЛОК ПОХОЖИЕ ВЫМАЗАННЫЕ И НАМАНИКЮРЕННЫЕ ИДУТ В АЙФОНЫ СВОИ ДРОЧАТ ДАЛЬШЕ ИДЁТ ЧУВАК НУ ГОПОТА ГОПОТОЙ В СПОРТИВКУ ОДЕТЫЙ В ТУФЛЯХ СЕМКИ ГРЫЗЁТ И У МАЛОЛЕТОК ТЕЛЕФОНЫ ПАРАЛЛЕЛЬНО ВЫЦИПЛЯЕТ ТОЖЕ НАХЕР И ТУТ ДУМАЕШЬ НУ ВОТ ПАРЕНЬ СО СПИНЫ НОРМАЛЬНЫЙ СЛОЖЕН ХОРОШО ОБГОНЯЕШЬ ХУЯК А ЭТО НЕТИПИЧНАЯ БАБА КОТОРАЯ ПОД МУЖИКА КОСИТ С НАМЁКОМ НА ЛЕСБИЯНКУ ВСЯ ТАКАЯ БЫДЛО ТУТ НАЧИНАЕШЬ НЕНАВИДЕТЬ ВЕСЬ СВОЙ ГОРОД И ВСЕХ КТО В НЁМ ЖИВЁТ ОТ ВСЕГО УВИДЕННОГО СЕГОДНЯ А ВЕДЬ ГДЕ-ТО НА ДРУГОМ КОНЦЕ СТРАНЫ ЖИВЁТ ОН НОРМАЛЬНЫЙ ХОРОШИЙ ПАРЕНЬ БЕЗ ЗАЁБОВ ТАКОЙ ВЕСЬ ИДЕАЛЬНЫЙ И КРАСИВЫЙ НО НЕ СУДЬБА И СДОХНЕШЬ ТЫ В ОДИНОЧЕСТВЕ вот почему у меня нет парня.
я не понимаю людей, которые делают выводы ничего не узнав.не понимаю, откуда они берут основу для этих выводов.не понимаю, почему потом они удивляются, если ты не пытаешься бегать за ними и оправдываться.я не понимаю, почему я живу с параноиком.
В мире полно мужчин-натуралов,
которые похожи на маленьких капризных шлюшек.
И так же много геев, которые, говорят тебе
«давай, я понесу это» или «накинь мою куртку».
И ты начинаешь думать:
«Почему же они, черт возьми, любят парней».
Эми Уайнхаус
dimitry:
Дин Карнэзес (США), 42 года, владелец фирмы, производящей здоровое питание.
Года два тому назад я пробежал 419 км — десять марафонских забегов за десять дней. Так что первые 80 км мне нипочем. Марафонскую дистанцию я пробегаю чисто для разминки.
Километр 160
Тело начинает побаливать.
Километр 224
Истрепал первую пару сшитых на заказ кроссовок. Начинают ныть квадрицепсы, икры, торс. Боль тупая, но иногда неожиданно переходит в спазмы. Особенно страдают икры — такое ощущение, будто по ним колотили молотком.
Километр 320
Уже две ночи без сна. Я весь измотан. Но когда бежишь всю ночь, на рассвете обретаешь второе дыхание.
Километр 336
Убил вторую пару кроссовок. Голова работает плохо. Появляется ощущение, будто смотрю на свое тело со стороны. Зрелище плачевное.
Километр 480
Третья ночь без сна. Бегу, как в бреду, петляю из стороны в сторону. Меня то и дело заносит на проезжую часть. Водители сигналят. В 2 часа ночи засыпаю секунд на сорок: прямо на ходу, не прерывая бега. Знаете детскую книжку «Там, где дикие звери»? У меня начались галлюцинации: мерещилось, что еноты и опоссумы на обочине шоссе оборачиваются чудищами из книжки. Ассистенты обливали мне голову ледяной водой.
Километр 488
Так больно, что криком кричу. Бегу по пустынному шоссе и ору. Потом осознаю всю комичность ситуации, и меня разбирает безудержный смех. Перестаю смеяться — опять начинаю вопить. И мне опять смешно становится. Наверно, я похож на сумасшедшего.
Километр 496
«Марш смерти, марш смерти, марш смерти». Выбрасываю из головы все мысли о километрах и сосредотачиваюсь только на одном: левой-правой, левой-правой… Шаркаю подошвами по асфальту. Переобуваюсь в четвертую пару кроссовок. Главное — не сбиться с ритма.
Километр 544
Вдруг оживаю. Припускаю со скоростью 16 км/час. Как одержимый. Вообще-то это даже не я бегу — бежит мое тело, а я парю сверху. Ног под собой не чувствую, ничего не чувствую. Буквально лечу по воздуху.
Километр 560 (15 октября, 22:44, Стэнфорд, штат Калифорния)
Кайф невероятный. Сбросил 3 килограмма. Сжег 40 тысяч калорий. Через несколько минут после финиша тело немеет от переохлаждения. Меня засовывают в специальный спальный мешок. Помню лишь, как кто-то кормил меня с ложки хумусом. Потом провал. Проспал всю ночь и утром благополучно проснулся.
Прошло несколько месяцев, мы с ней были не разлей вода, вроде все отлично. Я ей нравлюсь, она мне нравится. Мы поехали в первый совместный отпуск, на Окинаву. Бывали в различных местах, катались по шоссе со скоростью звука, если ночью посмотреть с высоты птичьего полета, то мы на дороге сливались с огоньками и фонарями. Мы остановились перекусить в кафе придорожном, Настя пошла быстрее в заведение, а я немного приадержался из-за сломанной ручки в двери. НЕ успев оглянутся на забегаловку, как я лежал на асфальте и ощущал запах паленной резины… Проснувшись в больнице, единственное что, точнее кого я хотел видеть это её. Но никого не было. Пролежав в ней пару недель, меня выписали. Только после того, как я вышел, узнал, что произошло. Пьяный, отчаянный отец одиночка со своими детьми влетел на скорости 155 киллометров в час в автостоянку, а потом в кафетерий. Кто был в нем, погибли ужасной смертью, половину разорвало на части, а другая сгорела заживо… Я был не истерике, ни в панике, я спокойно вышел из госпиталя, сел в такси, зашел домой и лег спать.
nesquik :
Нанотехнологии и наноматериалы. Наномойки и нанороботы. Нанолюбовь и наноеда. Нас окружает Нанопиздец.
Да-да. Нанопиздец в наномире.
Нанопиздатейше живем, ребят.
romanovich:
Я не рассказчик. Я человек, который рисует картинки.
Я признаю: рисованная анимация умирает. Мастера рисованной анимации скоро станут не нужны, как когда-то стали не нужны создатели фресок. Но я счастлив, что мне довелось провести в этом умирающем ремесле больше сорока лет.
Я догадываюсь, что компьютер способен на большее, чем человеческая рука. Но мне уже слишком много лет, чтобы заставить себя убедиться в этом.
Иногда мне хочется сказать: откажитесь от анимации – вокруг нас и так слишком много воображаемых вещей.
Современный мир бесплоден, пуст и лжив. Надеюсь, я смогу дожить до того дня, когда все застройщики обанкротятся, Япония обеднеет, и всё вокруг покроет высокая дикая трава.
Жизнь – это просто мерцающий в темноте свет.
В битве богов и людей людям никогда не выйти победителями.
Я законченный пессимист. Но если у кого-то из коллег рождается ребёнок, всё что мне остаётся – это пожелать ему счастливого будущего. Ведь ни у кого нет права говорить ребёнку, что он не должен был рождаться в этом догорающем мире. И мы никак не можем ему помочь – разве что благословить его. Собственно, думая об этом, я и делаю свои фильмы.
Мне кажется, что дети интуитивно понимают это лучше, чем взрослые: мир, в котором они родились, безжалостен, безнадёжен и сыр.
Несмотря на пессимизм, я не собираюсь делать фильмы, которые говорят: отчаивайся, беги и прячься. Всё, что я хочу сказать – это: не бойся, когда-нибудь всё встанет на свои места, и где-то тебя точно поджидает что-то хорошее.
Мы живём в эпоху, когда дешевле и выгоднее купить права на фильм, чем снять его.
Большинство современных фильмов построено на одной идее: вначале нужно изобразить зло, а потом – его уничтожить. Так делают все, но, на мой взгляд, от этой идеи пахнет мертвечиной. Как и от другой популярной идеи – о том, что у истока любого злодейства – в жизни, в политике, где угодно – стоит конкретный человек, которого всегда можно обвинить и которого всегда можно наказать. Это самая безнадёжная мысль, которую я когда-либо слышал.
Никогда не упускайте шанса сразиться с продюсерами.
Люди, которые спрашивают вас, не нужен ли вам ещё один год для окончания работы над фильмом, – самые большие лжецы на свете. Потому что этот год они не дадут вам никогда. Всё, что они хотят – это запугать вас.
Я всегда заканчиваю работу до отведённого срока.
Никогда не позволяйте работе делать вас своим рабом.
Тот, у кого недостаточно опыта и наблюдений, вряд ли может называть себя аниматором. Однажды, когда мы разрабатывали сцену с горящим огнём, часть моих сотрудников призналась мне, что они никогда не видели горящих дров. И я сказал им: "Останавливаем работу. Поезжайте и посмотрите". В тот момент я подумал, что, наверное, я очень старый. Потому что я помню то время, когда все японские бани топились при помощи дров. А сегодня ты просто нажимаешь кнопку.
Вдохновение можно найти даже в прогнозе погоды.
Конечно, у нас на студии есть и компьютерный отдел. Но я всегда говорю им: "Старайтесь работать неаккуратно, не стремитесь к идеальным линиям. Мы ведь здесь создаём тайну, а тайна никогда не бывает идеальной".
Мне не нравится, что многие люди считают, что ностальгия – это привилегия взрослого человека. Дети чувствуют ностальгию точно так же, если не более остро. На мой взгляд, ностальгия – это самая распространённая человеческая эмоция. Ведь жизнь – это непрерывная череда потерь. И дети чувствуют эти потери так же, как и все остальные.
Я полагаю, что детские души наследуют историческую память предыдущих поколений. Потом, когда они начинают взрослеть, доставшаяся им память становится всё более и более недосягаемой. Поэтому больше всего на свете я хочу сделать фильм, который способен разбудить в людях эту память. Если я сделаю это, я точно смогу умереть счастливым.
Я живу жизнью обычного человека своих лет: хожу в магазин, покупаю еду, а также захожу иногда в кафе – просто чтобы выпить чашку кофе.
Ненавижу коллекционирование.
Не люблю критиков. Иногда мне даже хочется кого-то из них пнуть. Но я слишком слаб, чтобы пнуть критика.
Я не люблю читать рецензии. Я люблю смотреть на зрителей.
Самая страшная ловушка, в которую может угодить режиссёр, – это страх того, что на его фильме зрителю будет скучно.
Хороший детский фильм нужно снимать с расчётом на взрослых.
Главный герой большинства моих фильмов – девочка. Я могу очень долго объяснять, что я хочу этим сказать и как я к этому пришёл, но лучше ограничиться кратким ответом: всё дело в том, что я очень люблю женщин.
В моих фильмах очень много свиней. Может быть, это просто потому, что свинью легче нарисовать, чем верблюда или жирафа… Но, если говорить правду, мне кажется, что свинья очень похожа на человека – по поведению и внешне.
Обретение свободы – самая большая радость, доступная человеку.
Вся красота мира легко может поместиться в голове одного человека.
К чёрту логику.
Хаяо Миядзаки
oh-so-coco:
peter-pan:
Когда кто-то говорит, что я слишком много ем.
martisha:
raspberryalin:
honeyy:
rebeldeway:
у меня у одной, когда я по ночам слушаю музыку в наушниках, возникает ощущение, что кто-то этажом выше усиленно топает?Оо
Самые популярные посты