Это просто Вьюи блог

я хочу писать тебе письма. те самые письма, которые можно комкать, расписывать на них ручки, если решаешься распечатать. я хочу писать тебе письма. каждый день рассказывать о том, как по утрам я хочу целовать твои запястья. я хочу писать тебе письма. где буду рассказывать, как я мечтаю ощутить вкус ягод, которые я буду собирать для тебя в лесу. а ведь я даже не знаю, любишь ли ты ягоды. напиши мне его. я буду хранить тебя. ne_po_freidy@rambler.ru

я твои текстовые файлы. меня можно разорвать, выкинуть. можно сжечь. перечитывать, роняя слезы на буквы, строки, цифры. ты моя интимная теория относительности. я очень испугалась, когда ты написала все это. прочла и словно колом встала. слова закончились, стало тихо. я не знаю, что это было. но прости, что тебя оставила так надолго. интересно, если бы я была мужчиной, ты бы любила меня?

я стою намного больше, чем мой страх перед чем-то. и поэтому я буду поступать честно со своими желаниями.

знаешь… когда я увидела от тебя входящее в Его телефоне - у меня сердце замерло.

однажды ты все узнаешь и все поймешь.

все прочтешь. все мои точки над i.

разгадаешь меня.

и я вдруг стану пресной, талой водой.

синий - значит прятки.
не убеждай в обратном.
я смогла бы теряться только на синем.

мои ресницы - грядки.
на них всходят слёзы.
но - обо всём по порядку.

ты вернулся домой поздно.
ты привёл в этот дом слякоть.
сказал,
" Она будет жить с нами".

и я её вроде не замечала,
мы будто бы не были знакомы.
она проживала свои законы.
ходила за хлебом, не трогала мамин любимый чайник.

пока губы не начали мёрзнуть,
пока гольфы насквозь не промокли,
пока горло вода не умолкла,
пока окна
не оказались стенками аквариума…

ты же знаешь меня. к чему вопросы? я не имею права на любовь.

я люблю тебя.

Я затянулся косячком в очередной раз.Марихуанный запах расползался по моей амстердамской квартире, улетая потокамичерез окно на улицу.
Весенне-летний вечерний полутёплый свежийвоздух просачивался сквозь открытую форточку в комнату, где я, вальяжно покуривая, лежал на диване и смотрел в потолок.
Косячок был уже почти докуренным. Он еледымился, а моё сознание уже постепенно переходило в иную реальность. Какую-томутную и медленную. В то состояние, в котором я находился каждый день уженесколько месяцев, а может быть и лет подряд. Мне нравилось это опьянение. Язаглушал грусть, которая копилась во мне уже очень долго.
Но, не знаю почему, именно в этот вечер в моюголову непонятным образом заползли обрывки моих детских воспоминаний. Вернее, юношеских, тех далёких и странных. Мне уже почти 30, а то, что было в юношествебыло давно. Давно, а теперь даже как-то смешно и немного стыдно всё этовспоминать. Перед глазами всплыла забавная картина.
Я вспомнил, что когда-то мне было 13 лет, и язаперся в туалете от родителей. Вот дурак. Но, я боялся, боялся выйти изтуалета, потому что там меня ожидала виселица. В 13 лет нас всегда ожидаетгильотина или какая-нибудь другая казнь за наши проступки, вернее ожидало всёэто меня в моём воображении, но я же не знал, что всё это может отличаться отдействительности. Я как-то сглупил и написал своему брату сообщение, чтобы онкупил мне немного гашиша. Да, я уже покуривал порой. Во взрослой компаниисвоего брата. Я был гвоздём программы. И, правда, если представить: 13 летнийобдолбанный мальчишка рассказывает какие-то чрезвычайно странные небылицы и освоих сексуальных похождениях. Тогда о сексуальных похождениях речи быть немогло вообще. Мой член еле стоял, а дрочить я только начал, поэтому в моейголове было полным-полно порно-фантазий, которые я часто рассказывалкому-нибудь. Теперь не думаю, что мне вообще кто-то верил. Наверное поэтому наменя первокурсники и любили посмотреть по накурке.
Мне было 13, и я заперся в туалете от отца, который нечаянно прочитал сообщение, которое я отправлял своему брату. Он таквзял и прочитал: «Коля, купи мне гашика».А сообщение от меня. Видно было. Я отправил. И моча в голову удариламне, я помчался в туалет и заперся там, выкрикивая, что у меня пиздец как болитживот. Отец спросил: «А кто такой Ванидзе?». А Ванидзе-то был я. Я. И он этопрекрасно знал. И я знал, что он знает. Он просто играл со мной, хотел убитьменя, раздавить мою хрупкую психику юного наркомана. Я просил своего братакупить мне грамм этого злосчастного гашиша.Мне было 13. Это было лето. Я собирался уехать на какую-то очереднуюлетнюю программу во Францию, чтобы улучшить и так никчёмные знания этогодалёкого картавого языка. В моей испорченной детской фантазии кружилиськартинки француженок-извращенок.То, какя достал бы свой грамм гашиша перед всеми и сказал: «А не хотите покурить? Яведь из России привёз. Афганский, твёрдый, крепкий. Заебись тема». И все быменя возлюбили, девушки бы так и накинулись, расстегнули бы ширинку моих низкоспущенных широких штанов и начали бы нежно целовать всё моё тело, а я бы простотонул во французских усладах, так, как это делали порно-актёры.
Но моей детской мечте не было суждено сбыться.Гашишная афера была раскрыта. Все улики на лицо. Я – преступник. Перед глазамимоими теперь вертелись не французские сиськи, а тюрьма. Иван АлексеевичБровченко – сын интеллигента – вор и наркоман. Место ему в детскойисправительной колонии, где все бы трахали меня в задницу. Да, я боялся. Я былуверен, что меня отправят вовсе не во Францию греть пузо и устраивать кадриль, а именно в тюрьму, где мне и было место.
Сильными струями лился из меня понос в сортире.Нервный и огорчённый. Мне было 13 лет. Злосчастный возраст. Когда хочетсятрахаться, а трахаться-то с 13 летним прыщавым подростком никто не хочет.Одноклассницы так и дразнили меня «одуванчик», невинный одуванчик. Это были 2скейтерши-задротки.Они всегда сиделисзади меня, тыкали ручкой в затылок и, чавкая американской жвачкой, своимнепрорезавшимся полу-женским голосом говорили: «Ну, чего, одуванчик?». Апериодически мне рассказывали истории о том, как они переспали с кем-нибудь. Ая приходил домой, и дрочил, представляя, как эти скейтеры засаживают своидлинные члены в этих свеженьких девочек, с которыми я бы тоже не прочь былустроить пару перепихонов. Но всё это было тогда. Потом они закончили школу, ия узнал позднее, что одна из них родила ещё в 10 классе, а другая вышла замужза фотографа, та, с которой мы однажды ездили на школьную экскурсию в Казань.Мы ночевали в старой советской «гостинице» более походившей на переделанную в90-ые годы псих-больницу. Весь класс разошёлся по своим каморкам, а я подпокровом ночи с нереальным стояком пробрался к ней в комнату, чтобы крепкозасадить ей по самые гланды. Так, как я представлял в своих фантазиях, дроча втуалете этой самой гостиницы. Я знал, что нравлюсь ей. Я уже подрастал, пробивались усы, и карманные деньги выдавались в каком-то маленьком количестве, но я мог позволить сходить с кем-нибудь в кино и выпить алкогольный коктейль, купленный в палатке рядом со школой. Я знал, что у меня получится. Я вошёл вкомнату на цыпочках, пробрался к ней под одеяло и снял штаны. Гандон был уженадет. Она, не особо понимая, что происходит вцепилась в мой член и мы началинаше грубое дело. Я лишался девственности, засаживая ей раз за разом всёглубже, а она постанывала, и царапала мою спину. А потом всё в чёрно-белыхкартинках, страх: учителя ворвались к нам в комнату, меня выгнали из неё: я с голым членом шёл по коридору в свойномер, а все на меня смотрели и смеялись. Так я стал недодевственником. Язакончил школу, и до меня периодически доходили слухи о том, что эту самую Сашувсе время видят с разными мужчинами в возрасте, которые катают её на дорогихмашинах, а потом на своих членах. Когда я об это услышал, катать её на своёмчлене мне уже совсем не хотелось. Её уже окончательно на нём прокатил её муж. Даи вообще она совсем не входила в мои планы, потому что взрослая жизнь ужепробиралась стремительными темпами, заполоняя детские невинные деньки ненужнойработой надо собой и в бесчисленных рекламных агентствах, оставляя осадоктяжести и каких-то бесконечных обязательств.
В те далёкие 13 лет, сидя запертым в туалете, я пережил одну из самых неприятных историй жизни подростка, которая когда-либомогла со мной приключиться. Дверь открыл отец. Повернул ключ, и она отворилась.Я сидел заплаканный, красный и пристыженный, воняя на всю ванную комнату. Наменя не орали, хотя я ждал того, что меня будут бить ремнём и поноситьпоследними словами. Я знал, что заслуживаю это. Он взял меня своей мужественнойи сильной рукой маленького семейного Бога, вывел из туалета и посадил на стулза стол. Я взрослый. Со мной надо было провести беседу.
Сейчас уже не помню, что мне говорили, но явнимательно слушал и испытывал сильнейшие угрызения совести. Мать долгосмотрела мне в глаза. Её глаза горели нежностью и страхом. Страхом за меня. Зато, что я вырасту никудышным сыном, буду наркоманить, свяжу свою жизнь сошлюхами и буду клянчить у них деньги. Отчасти так в дальнейшем и случилось. Новсё я уже делал осознанно, целенаправленно и самоуверенно, не прося ни у когони копейки.
На следующий день после облавы в собственномсортире я улетел во Францию. В Нормандию. Автобус, набитый красивымишкольницами, ехал вместе со мной. Я сидел внутри него и пристально разглядывалгрудь впереди сидящей итальянки. Ей было 17 лет. Опасный возраст созревания.Она не одела бюстгальтера, и сосочки торчалииз-под белой полупрозрачной блузки. Итальянки всегда знали толк в том, какпокорить сердце мужчины. Даже такого маленького, каким был я.
Месяц там пролетел незаметно. Незаметно длявсех, кроме меня. Я всё время ходил грустный, не понимающий того, почему всеэти красивые девушки не принадлежат мне, а принадлежат какому-то пухломурусскому с непонятными украинскими корнями. Он улыбался, и все смотрели ему врот, мечтая взять его член себе в рот. Я плакал, и маленькая толстая девочкажалела меня. Я однажды послал её нахуй, потому что пользы от неё не былоникакой. Она тоже заплакала. Но я понял, что я полнейший гандон, что позволяюсебе себя так вести с юными дамами, хоть и немного несимпатичными, но всё жедамами. Я долго извинялся, а потом поцеловал её в щёку. Нет, она мне ненравилась, но я подарил ей надежду на то, что она способно привлекать девушек. Явстретил её несколько лет спустя на улице – она была худая и реально красивая.Она узнала меня, как узнал её и я. Но нам не нужно было подходить друг к другу, один наш взгляд всё нам объяснил. Она была довольна жизнью, чему я был рад, жизнью был доволен и я, чему она тоже, видимо, обрадовалась.
Точно так же меня поцеловала одна оченькрасивая девушка через 2 недели после этого случая, ей было 17. Это была тасамая итальянка в прозрачной блузке и торчащими упругими сосками. Онапоцеловала меня. Нежно её губы задержались на моей щеке, оставив большущийкрасный след. На щеке и в душе. Она прошептала мне на ломанном французском, чтои моё время придёт. Не знаю, попросила ли её эта моя пышная со-неудачница, илиже она почувствовала что-то во мне необычное. Но от русского хохла она так и неотстала: продолжала лазить к нему в комнату на втором этаже общежития, пытаясьне попасться на глаза охранникам девственности и порядка. А я продолжалдрочить, воображая её в маленькой итальянской деревушке, скачущей голой повинодельне, и давящей ногами виноград, как это делал Адриано Челентано в фильме«Укрощение строптивого». Хотя, он там голым не был, итальянка в моей головедавила виноград голышом.
Будущее пришло. Мне под 30, и я сижу в своейамстердамской квартире, покуривая марихуану. Страхи мамы сбылись. Я никудышныйсын без будущего, но не просящий денег на наркоту. Зато рядом со мной валяетсяобдолбанная крэком шлюха, одна из тех миллионных, о которых я мечтал в томдалёком нежном возрасте. И она плавно тянулась к моему члену, как будто Евахотела достать запретный плод.

то, что со мной происходило - даже вспоминать не хочу. д сих пор половины не помню. помню Глеба, алкоголь, туалет, отключка, Петя, брошенное кольцо, алкоголь, туалет. отключка. улица. разбитые колени. троллейбус. отключение… я помню истерику. испугалась своего состояния. ноги ватные, руки не мои. чьи-то голоса астральной параллели. в ноль.

это сейчас только твое решение, понимаешь? даже не знаешь ведь, что происходит на самом деле. что я пишу в закрытом твиттере, чтобы никто не слышал о тебе. никто. совсем никто. а если он догадывается, я получаю люлей. абсолютно осознанно. но если я должна уйти, потому что это тебе не нужно… хорошо. я ухожу. только других людей ты держи крепче.

я здесь очень давно. уже несколько месяцев. только не писала и никак не давала о себе знать. я даю себе ничтожный шанс чувствовать иллюзию твоей руки на плече. если тебе станет легче - я уйду. хоть и всегда буду следить за тобой.

твой голос не принадлежит ни мне, ни моему языку. стараюсь скрыть дрожь, стараюсь скрыться в себе. солнце сжигает. и мне холодно всё равно. играют в догонялки, а потом ты стоишь за спиной. я хочу вытянуться в струну, и звучать так, чтобы закладывало уши, чтобы разорваться, чтобы вверх-вверх-вверх!.. и чтобы недолго, потому что больно так.

последнее время я разрываюсь от мыслей. я тебя вспоминаю. я скучаю. я назову тебя сумасшедшей, если ты решила, что я забыла. такое нельзя оставить так просто. кто-то вырвал мою кнопку delete. когда все кажется бездной, когда слишком темно или слишком светло - я вспоминаю твои глаза. ты такая немного сумасшедшая. потрясающие волосы и чувственные губы. сегодня я проснулась одна. и от этого я вновь вспоминала тебя. я постоянно чувствую тебя рядом, когда мне кажется, что я одна. и ты шепчешь: ты не одинока, ты не одинока, я рядом с тобой… и как-то теплее становится. ближе к тебе - теплее.