twentyonegram

I can barely look at you. But every single time I do. I know we'll make it anywhere. Away from here.To think I might not see those eyes. Makes it so hard not to cry. And as we say our long goodbye. I nearly do. Have heart my dear. We're bound to be afraid. Even if it's just for a few days. Making up for all this mess.

Или я окреп
Или я ослеп

Или я продрог
Или я перешагнул порог

Или я забыл
Или я простил

Или я тону
Или я тебя к себе зову

Или я стою
Или я бегу

Или я зову
Или я молчу

Или я молю
Или я не жду.. больше никого не жду.

Или ты дыши
Или просто отпусти.

там, наверно сугробы и слякоть -
так рисует на стеклах зима.
я сегодня решила не плакать,
в сотый раз оставаясь одна.

мне тепло! у меня в квартире
батареи, ох, сильно нагрели!
я просила, чтоб в целом мире
никому так топить не велели!

у меня вся кровать из меха!
шерстяные шарфы по плечам.
смейтесь!
знаете?! мне не до смеха;
со мной Холод храпит по ночам.

_
не понять Вам. Вас греют губы
той, о ком Вы мне так шептали
.
у меня лишь горячие трубы.
и камины из прочной стали.

трогаешь опять руками осень:
да, я тоже не любила холод
мы с тобой вдвоем не переносим
этот серый и унылый город.

нет. не прячь обиды! мне не надо.
здесь ночами принято - не спать.
знаешь,
я вчера не пряча взгляда
Так тебя боялась потерять

Не молчи. Не говори сурово.
мне Так трудно научиться ждать.
Знаешь, милый, мне всего лишь - Слово
так тебе не терпится сказать.

Всех людей по отношению к нам мы разделяем на "своих" и "чужих".
Свои – это те, о которых мы знаем наверное, сколько им лет и сколько у них денег.
Лета и деньги чужих скрыты от нас вполне и навеки, и, если
почему-нибудь тайна эта откроется нам, – чужие мгновенно превратятся в
своих, а это последнее обстоятельство крайне для нас невыгодно, и вот
почему: свои считают своей обязанностью непременно резать вам в глаза
правду-матку, тогда как чужие должны деликатно привирать.Чем больше у человека своих, тем больше знает он о себе горьких истин и тем тяжелее ему живется на свете.Встретите вы, например, на улице чужого человека. Он улыбнется вам приветливо и скажет:
– Какая вы сегодня свеженькая!
А через три минуты (что за такой срок может в вас измениться?) подойдет свой, он посмотрит на вас презрительно и скажет:
– А у тебя, голубушка, что-то нос вспух. Насморк, что ли?
Если вы больны, от чужих вам только радость и удовольствие: соболезнующие письма, цветы, конфеты.Свой – первым долгом начнет допытываться, где и когда могли вы
простудиться, точно это самое главное. Когда, наконец, по его мнению,
место и время установлены, он начнет вас укорять, зачем вы простудились
именно там и тогда.
– Ну как это можно было идти без калош к тете Маше! Это прямо возмутительно – такая беспечность в твои лета!
Кроме того, чужие всегда делают вид, что страшно испуганы вашей болезнью и что придают ей серьезное значение.
– Боже мой, да вы, кажется, кашляете! Это ужасно! У вас, наверное,
воспаление легких! Ради бога, созовите консилиум. Этим шутить нельзя. Я,
наверное, сегодня всю ночь не засну от беспокойства.
Все это для вас приятно, и, кроме того, больному всегда лестно, когда
его ерундовую инфлуэнцу, ценою в 37 градусов и одна десятая, величают
воспалением легких.Свои ведут себя совсем иначе.
– Скажите пожалуйста! Уж он и в постель завалился! Ну, как не стыдно
из-за такой ерунды! Возмутительная мнительность… Ну, возьми себя в
руки! Подбодрись – стыдно так раскисать!
– Хороша ерунда, когда у меня температура тридцать восемь, – пищите вы, привирая на целый градус.
– Великая важность! – издевается свой. – Люди тиф на ногах переносят,
а он из-за тридцати восьми градусов умирать собирается. Возмутительно!
И он будет долго издеваться над вами, припоминая разные забавные
историйки, когда вы так же томно закатывали глаза и стонали, а через два
часа уплетали жареную индейку.
Рассказы эти доведут вас до бешенства и действительно поднимут вашу температуру на тот градус, на который вы ее приврали.
На языке своих это называется "подбодрить больного родственника".
Водить знакомство со своими очень грустно и раздражительно.
Чужие принимают вас весело, делают вид, что рады вашему приходу до экстаза.
Так как вы не должны знать, сколько им лет, то лица у всех у них
будут припудрены и моложавы, разговоры веселые, движения живые и бодрые.
А так как вы не должны знать, сколько у них денег, то, чтобы ввести
вас в обман, вас будут кормить дорогими и вкусными вещами. По той же
причине вас посадят в лучшую комнату, с самой красивой мебелью, на какую
только способны, а спальни с драными занавесками и табуреткой вместо
умывальника вам даже и не покажут, как вы ни просите.
Чашки для вас поставят новые, и чайник не с отбитым носом, и салфетку
дадут чистую, и разговор заведут для вас приятный – о каком-нибудь
вашем таланте, а если его нет, так о вашей новой шляпе, а если и ее нет,
так о вашем хорошем характере.У своих ничего подобного вы не встретите.
Так как все лета и возрасты известны, то все вылезают хмурые и унылые.
– Э-эх, старость, не радость. Третий день голова болит.
А потом вспоминают, сколько лет прошло с тех пор, как вы кончили гимназию.
– Ах, время-то как летит! Давно ли, кажется, а уж никак тридцать лет прошло.
Потом, так как вам известно, сколько у них денег, и все равно вас в
этом отношении уж не надуешь, то подадут вам чай с вчерашними сухарями и
заговорят о цене на говядину, и о старшем дворнике, и о том, что в
старой квартире дуло с пола, а в новой дует с потолка, но зато она
дороже на десять рублей в месяц.Чужие по отношению к вам полны самых светлых прогнозов. Все дела и предприятия вам, наверное, великолепно удадутся. Еще бы! С вашим-то
умом, да с вашей выдержкой, да с вашей обаятельностью!Свои, наоборот, заранее оплакивают вас, недоверчиво качают головой и каркают.У них какие-то тяжелые предчувствия на ваш счет. И, кроме того, зная вашу беспечность, безалаберность, рассеянность и неумение ладить с
людьми, они могут вам доказать как дважды два – четыре, что вас ждут
большие неприятности и очень печальные последствия, если вы вовремя не
одумаетесь и не выкинете из головы дурацкой затеи.
Сознание, насколько чужие приятнее своих, мало-помалу проникает в массы, и я уже два раза имела случай убедиться в этом.Однажды – это было в вагоне – какой-то желчный господин закричал на своего соседа:
– Чего вы развалились-то! Нужно же соображать, что другому тоже место
нужно. Если вы невоспитанный человек, так вы должны ездить в собачь-ем
вагоне, а не в пассажирском. Имейте это в виду!
А сосед ответил ему на это:
– Удивительное дело! Видите меня первый раз в жизни, а кричите на меня, точно я вам родной брат! Черт знает, что такое!
Второй раз я слышала, как одна молодая дама хвалила своего мужа и говорила:
– Вот мы женаты уже четыре года, а он всегда милый, вежливый, внимательный, точно чужой!
И слушатели не удивлялись странной похвале.
Не удивлюсь и я.

Я обещаю, что сохраню Философский Камень.
Я обещаю, что не расскажу о Тайной Комнате.
Я обещаю, что буду навещать Узника Азкабана.
Я обещаю, что буду одобрять выбор Кубка Огня.
Я обещаю, что буду верна Ордену Феникса.
Я обещаю, что буду помнить и гордиться Принцем-Полукровкой.
Я обещаю, что спрячу Дары Смерти.
Я обещаю, что буду любить историю о мальчике, который выжил.

безрукая
безногая
память моя
многоликая
босоногая
жизнь моя
не моя
грубая
не моя
горячая
кричащая
и немая
глухая
спряталась
в позвонках
ждет звонка
внемлет
впитывает
кровоподтеки

очереди
в аптеках
все болеют
болезнями
головы и духа.

мили в ярды, ярды в метры-
километры, кило-метры.
шаг за шагом, век за веком
я останусь Человеком.
звезды/солнце/тучки/ночь/
нам с тобой нельзя помочь!
за туманами метели:
день за днем - уже неделя.
дверь скрипит, пугая вновь-
у меня одна Любовь:
то волнует, то тревожит,
то толкнет, то встать поможет.
я не с ними, я не с вами!
я за темными лесами.
- забираюсь на дубы.
все попрятались в гробы!
не молчи, не надо! слышишь?
от чего же ты не дышишь?
От чего так сердце бъется?
достучится - разобьется.
_
потолок, углы, постели.
- дни-недели, дни-недели.

Октябрьский мрак тревожней ночного зверька.
Волокна сна легче дыма, острее игл.
Бордовые призраки роз, засушенных в книгах,
Клубятся вдоль полок, стекают по корешкам.

Сгоревшие письма летят из камина в ночь,
Скелеты выходят из спален и гардеробов,
Запретные мысли в худых арестантских робах
Бредут по двору, заглядывают в окно.

Октябрь - репетиция смерти. Как бы легко
Строка ни вилась, голос только темней и глуше.
Из серых ракушечных бус выползают души
Моллюсков, погибших русалок и моряков.