tiar eternal

он придумал ее для себя, чтобы было легче дышать и жить;
кто-нибудь вскоре точно научится скучать по нему,
но сначала - научится с ним дружить;

у него не проблемы - завал невыполненных обещаний,
пыль на фото-рамке, три хвоста за пару сессий,
его статус "online" для тебя (кто ты такая-то) вообще ничего не значит,
но пока будешь ждать его - переживешь десяток депрессий;

непонятно, кто вдруг решил, что таким, как он, не бывает больно,
что у них всё легко, весело, лихо и совсем без преград;
а вы пробовали складывать из прямой линии треугольник,
когда за всеми пределами - исключительный, бешенный ад?

у него не бывает времени, чтобы читать незнакомым лекции
о вреде алкоголя, наркотиков, верности и любви
ты, детка, для него как, не очень и нужная-то, инъекция
от гриппа, которым он будет болеть посреди зимы;

этот мальчик, по истине, знает всё про внутренние пустоты,
про законы физики, про плюс и минус любых иллюзий,
он себе в цели берет удивительные высо'ты,
и в словесной честности обходится без прелюдий;

ты, когда в следующий раз, решишься на что-то важное, -
расспроси его про вечный черный армагеддон,
и даже не думай пугать его чем-то, якобы, страшным,
потому что самое жуткое для него - это сам он.

а я хочу молчать. и глаза большие делать когда он глупости говорит. и смотреть, как он головой на 180 градусов вертит, будто меня и рядом нет. и хочу часами ждать его на холоде у подъезда. и на сумасшедших женщин смотреть, что с воздухом говорят и на детские площадки кидаются. и кричать на него. и ногами топать. и потом хвататься за стены и за плечи, чтобы не упасть, потому что колени подгибаются. и хочу слушать как он ноет. и думать - боже, до чегоже неженка. и в кафе хочу, наблюдать как он напрягается когда дверь хлопает. и сахар хочу, два кубика в чашку. и обязательно черный чай. и только с корицей. и платить за него хочу. и слушать хочу о том чтобы такого больше не было. и снова платить. а еще в подъездах стоять хочу. и целоваться на ступеньках. а потом убегать на следующий этаж, чтобы соседей не пугать больше. и в лужи прыгать хочу, потому что он в белом, а мне весело. и шататься хочу как пьяная, чтобы люди шарахались, а он глаза закатывал. и чтобы говорил - извините, я не с ней. а потом кидаться на него и лупить. а потом ворчать долго, разворачиваться, уходить. и чтобы как ребенка за куртку ловил и возвращал на место. и к морю хочу ходить, потому что его я тоже люблю. и хочу приходить в гости и слушать жалобы. и сама хочу глаза закатывать и думать - боже, какой неженка. и знать хочу что он просто хвастается, какая я у него неугомонная. и кататься хочу, чтобы он рядом бегал, потому что ходить неженки не любят. и шоколад есть хочу, потому что он приносит счастье
а люди так неумеют

Вечности больше нет,
мне наплевать:
я помню
штормовой ультрафиолет
в глазах заливавшихся кровью.
слёзы врали… мой дождик лей,
расскажи, как она ушла
отражением фонарей
на прозрачной фактуре стекла
Через рвоту застывших слов,
упираясь в плохой размер,
повторяю: моя любовь
всего лишь одна из химер,
моя жизнь, разноцветные ленты,
разрывается на фрагменты.
На изнанке ворованных фраз
верю в последний раз
и шепчу (равнодушные взгляды,
отражаясь, застыли) смотри,
какие чужие обряды
сворачивались внутри.

в необходимость приказа
ожесточённо верил
гирляндой стихов опоясан
с юга на север
мой грязный холодный город
пусть ветер пинает в спину
весна убивает холод
проваливаясь в трясину
больных сумасшедших песен
придуманных всем на зло
она умирает если
угадывает число
на улицах пьют и дерутся
любой переулок фронт
луны золотое блюдце
царапает горизонт
в небе танцует комета
только в который раз
любое убийство это
социальный заказ
каждое слово - рвота
zudwa играет в лапту
если всё это свобода
пошла она в пизду
в граните времени высечен
грязный смертельно больной
мой сумасшедший тысяча
девятьсот девяносто восьмой.

Научите меня нервно и аристократично курить, прищуриваясь и ломая изгибы пальцев о кожаные кресла и диваны, путать дымом шелковые шторы, и возможно я смогу красиво признаться вам в любви, стихами и безумно красивыми словами, без орфографических ошибок, а пока - увольте, но я хочу вас трахнуть прямо здесь на полу. (с)

он весь состоял из острых углов.

словно высеченный из мрамора,

оживший древнегреческий бог.

четкий контур надменных губ,

резкий взгляд, резкий характер,

бывал пронзительно нежен, но чаще груб

он всегда выбивал десять из десяти,

правду швырял в лицо,

шел по прямой, не сворачивая с пути.

курил не спеша, выдыхал горьковатый дым,

всегда был похож на ветер

абсолютно свободен, практически неуловим.

Пурпурная дымка в моих мозгах, в последняя время вещи не кажутся мне такими же, как раньше. Не знаю почему, но поступаю смешно. Простите меня, пока я целуюсь с небом.

Джими Хендрикс (Пурпурная дымка)

Я не могу понять, почему в игре "Камень Ножницы Бумага" бумага побеждает камень. Я могу понять как камень побеждает ножницы, как ножницы побеждают бумагу, но я блядь никак не могу понять почему бумага сильнее камня. Предполагается что бумага магически обернется вокруг камня и обездвижит его навсегда? Тогда почему бумага не может обернуться вокруг ножниц? Хуй с ножницами, почему бумага не может делать тоже самое с людьми? Вы часто видите как школьников засасывает в бумагу? Никто бы не покупал газет, если бы бумага оборачивалась вокруг людей и парализовывала бы их! Но этого не происходит, знаете блядь почему? Потому что бумага слабее всех! Камень разговнит сраную бумагу на части!
Когда я играю в камень ножницы бумага, я всегда выбираю камень. Когда кто-то говорит мне, что он побил меня бумагой, я бью его в челюсть и кричу "Ой, блядь, извини, я думал что твоя сраная бумага тебя спасет, ебаный мудак! "

(с)

pashka :

Я вообще думаю, что нужно установить закон, по которому каждый человек будет иметь право один раз в жизни выстрелить кому-нибудь в затылок из Магнума. Тогда бы люди стали гораздо более вежливо общаться друг с другом…

Девочка-антисобытие.Девочка-хокку.Во мне не хватает четвертой строки.

Ищу по наитию рецепт идеального мокко, готовить который всё не с руки.

Квадратная комната.Ноль фотографий.И снится сплошной Амстердам.

…а у Евы любовь на всю биографию.Звали его--Адам…

Девочка-крайность.Словарь орфографии.Близорукая… минус один.

А у девочки радостей--игра в мафию и комом десятый блин.

На правой коленке--фамильная родинка.И нездоровый взгляд.

…а Ева искала, кому продать родину, из яблок гнала яд…

Девочка-джаз.В голове-ветер с сахаром.Снег разбивает колени и нос.

Если когда-нибудь справлюсь с характером, с вас килограмм апельсиновых гроз.

Девочка-сон.Аметистовый вымысел.Тот еще самурай.

…а Еву тошнит по ночам компромиссами.Ева не верит в рай…

Наша страсть была поистине нежнеющей, мимозной и милашечной. (Слова слишком грубы, чтобы передать наши чувства, так что я позволил себе придумать свои.)

У нее мне нравились:

– ее щиколотки (уже упоминалось);

– ее комплименты (но они заставляли меня краснеть);

– ее манера проводить рукой по волосам (растопыренными пальцами);

– ее стряпня (из замороженных полуфабрикатов);

– ее юбки (короткие);

– ее позвоночник (особенно когда она наклонялась);

– ее смех (над моими шутками);

– ее косточки (или ключицы);

– ЕЕ КОЖА;

– и желание сочинять такого рода перечни, которое она во мне возбуждала.

ладно, ладно, давай не о смысле жизни, больше вообще ни о чем таком

лучше вот о том, как в подвальном баре со стробоскопом под потолком пахнет липкой самбукой и табаком

в пятницу народу всегда битком

и красивые, пьяные и не мы выбегают курить, он в ботинках, она на цыпочках, босиком

у нее в руке босоножка со сломанным каблуком

он хохочет так, что едва не давится кадыком

черт с ним, с мироустройством, все это бессилие и гнилье

расскажи мне о том, как красивые и не мы приезжают на юг, снимают себе жилье,

как старухи передают ему миски с фруктами для нее

и какое таксисты бессовестное жулье

и как тетка снимает у них во дворе с веревки свое негнущееся белье,

деревянное от крахмала

как немного им нужно, счастье мое

как мало

расскажи мне о том, как постигший важное – одинок

как у загорелых улыбки белые, как чеснок,

и про то, как первая сигарета сбивает с ног,

если ее выкурить натощак

говори со мной о простых вещах

как пропитывают влюбленных густым мерцающим веществом

и как старики хотят продышать себе пятачок в одиночестве,

как в заиндевевшем стекле автобуса,

протереть его рукавом,

говоря о мертвом как о живом

как красивые и не мы в первый раз целуют друг друга в мочки, несмелы, робки

как они подпевают радио, стоя в пробке

как несут хоронить кота в обувной коробке

как холодную куклу, в тряпке

как на юге у них звонит, а они не снимают трубки,

чтобы не говорить, тяжело дыша, «мама, все в порядке»;

как они называют будущих сыновей всякими идиотскими именами

слишком чудесные и простые,

чтоб оказаться нами

расскажи мне, мой свет, как она забирается прямо в туфлях к нему в кровать

и читает «терезу батисту, уставшую воевать»

и закатывает глаза, чтоб не зареветь

и как люди любят себя по-всякому убивать,

чтобы не мертветь

расскажи мне о том, как он носит очки без диоптрий, чтобы казаться старше,

чтобы нравиться билетёрше,

вахтёрше,

папиной секретарше,

но когда садится обедать с друзьями и предается сплетням,

он снимает их, становясь почти семнадцатилетним

расскажи мне о том, как летние фейерверки над морем вспыхивают, потрескивая

почему та одна фотография, где вы вместе, всегда нерезкая

как одна смс делается эпиграфом

долгих лет унижения; как от злости челюсти стискиваются так, словно ты алмазы в мелкую пыль дробишь ими

почему мы всегда чудовищно переигрываем,

когда нужно казаться всем остальным счастливыми,

разлюбившими

почему у всех, кто указывает нам место, пальцы вечно в слюне и сале

почему с нами говорят на любые темы,

кроме самых насущных тем

почему никакая боль все равно не оправдывается тем,

как мы точно о ней когда-нибудь написали

расскажи мне, как те, кому нечего сообщить, любят вечеринки, где много прессы

все эти актрисы

метрессы

праздные мудотрясы

жаловаться на стрессы,

решать вопросы,

наблюдать за тем, как твои кумиры обращаются в человеческую труху

расскажи мне как на духу

почему к красивым когда-то нам приросла презрительная гримаса

почему мы куски бессонного злого мяса

или лучше о тех, у мыса

вот они сидят у самого моря в обнимку,

ладони у них в песке,

и они решают, кому идти руки мыть и спускаться вниз

просить ножик у рыбаков, чтоб порезать дыню и ананас

даже пахнут они – гвоздика или анис –

совершенно не нами

значительно лучше нас

Сегодня дети запутаны, как никогда. Многие охотно влились в политически правильную струю 'наркотики - это плохо', запивая риталин кофеиновой колой и покуривая сигареты или попивая между делом пиво.

Э-э дружок, да тебя в детстве не роняли, а швыряли.

Тук-тук…

Кто бы мог?

- Я пришла на твой порог,

я осенняя тоска.

- Что ты хочешь?

- Смоль виска.

- Не отдам я, спрячь суму.

- Не отдашь - сама возьму.

Тук-тук.

Та же тьма…

- Это я, твоя зима.