Alaska

« З ря ты пришёл. Её здесь нет», - говорю я ему. Лютик снова шипит. «Её здесь нет. Можешь шипеть сколько угодно. Прим ты не найдёшь». Услышав её имя, он оживляется. Поднимает прижатые уши. Начинает с надеждой мяукать. «Убирайся!» Он уклоняется от подушки, которой я кинула в него. «Выметайся! Тебя здесь никто не держит!» - я начинаю трястись от злости на него. «Она не вернётся! Она никогда, никогда уже больше не вернётся сюда!» Я хватаю ещё одну подушку и встаю на ноги, чтобы получше прицелиться. Вдруг по моим щекам начинают катиться слёзы. «Она умерла». Я хватаюсь за живот, чтобы приглушить боль. Опускаюсь на пол, баюкаю подушку, плачу. «Она умерла, тупой ты кот. Она умерла». Новый звук – полурыдание, полупесня, вырывается из моего тела, и моё отчаяние получает голос. Лютик тоже начинает завывать. Что бы я ни делала, он не уходит. Он ходит вокруг меня кругами, но я не могу до него дотянуться, а тело моё, волна за волной, сотрясают рыдания.