bukowski :

Что ты видишь?
Я вижу землю, плывущую окнами сквозь мутную пелену, посылающую небу свой страх, свое дыхание и тепло, вижу так четко, так ясно, будто я не на ошеломляющей высоте, а где-то посередине, среди птиц и тишины… Здесь бушуют вихри, все несется в неистовстве, будто тысячи когтей хотят изодрать воздух на куски. Я не знаю, как я родился, но я есть, я живу, и с каждой секундой я становлюсь все больше, сильнее, и в момент, когда сила переполняет меня до краев, будто обрывается что-то, и я с головокружительной скоростью падаю в бездну.
Что ты видишь?
Я вижу все. Сотни, тысячи, миллионы таких, как я срываются вместе со мной, летят, ударяясь о воздух, дробятся, сливаются, дробятся и снова живут и летят, две тысячи жизней проживая в этот полет дроблением и слиянием.
Бывает миг, когда я вижу солнце. И тогда оно видит меня. Великое это таинство –свет! И великое это счастье, когда луч, пронизав тебя, и его, и всех, творит неописуемое, многоцветное, невыразимо прекрасное; но это лишь миг, и вот снова полет с ошеломляющей высоты к земле, посылающей небу свой страх, свое дыхание и тепло, все более терпкое, непокорное и готовое покориться…
Что ты видишь?
Я вижу свою смерть.
Но я не боюсь ее. Кто знает, что будет потом, когда я разобьюсь на тысячи частей, сольюсь с водой, впитаюсь в землю, испарюсь… Кто знает, что будет, когда я, отжив свой миг полета, вновь увижу?

Что ты видишь?
Дождь. Я вижу дождь. Капли большие, крупные, тяжелые, шажками стучат по асфальту и моему лицу и снова по асфальту. Это так странно. Понимаете, мне всегда странно чувствовать и видеть обычные вещи; но вокруг так мало необычного, и нужно видеть новое и прекрасное во всем, что окружает, потому что оно действительно ново и прекрасно.
Что ты видишь?
Зонты. Черные, красные, фиолетовые и… постойте… даже прозрачные. Сквозь один проглядывает голова с копною мятых спутанных волос, а на зонте капли. Капли на зонте, а не в волосах.
Что ты видишь?
Иногда сквозь облака пробивается солнце, и к востоку, совсем маленьким кусочком, сияет радуга. Она такая маленькая, что ее почти никто не замечает. А ведь видно даже воздух вокруг. Он серо-фиолетовый, но совсем не страшный.
Мне вообще ничего не страшно. Когда живешь, не боишься смерти; когда не боишься смерти, не боишься жить… даже для того, чтобы просто жить.
Что ты видишь?
Я пока ничего не вижу, - капля попала мне в глаз.

Что ты видишь?
Мальчика-дебила на остановке, который, задрав голову под дождь и тупо улыбаясь, жмурится от капель.

меня уже ждут другие люди, только я не знаю какие те что сейчас вас уже не будет, и слава богу.

mash :

Любой скажет вам, что я человек не очень порядочный. Да я и слова-то такого не знаю. Меня всегда восхищали злодеи, изгои, сукины дети. Я не люблю гладко выбритых мальчиков с галстуками и приличной работой. Мне нравятся сумасброды, люди со сломанными зубами, помутненным рассудком и дурными привычками. Они мне интересны. Они всегда готовы на неожиданные поступки и сильные чувства. Нравятся мне и мерзкие бабы, пьяные, сквернословящие суки со спущенными чулками и грубо размалеванными рожами. Извращенцы мне интереснее, чем святоши. Я могу запросто общаться с бродягами, потому что и я – бродяга. Я не люблю законов, нравоучений, религий, правил. Я не люблю поступать в соответствии с общественными устоями.

Я вырою себе глубокий, черный ров,
Чтоб в недра тучные и полные улиток
Упасть, на дне стихий найти последний кров
И кости простереть, изнывшие от пыток.

Я ни одной слезы у мира не просил,

Я проклял кладбища, отвергнул завещанья;
И сам я воронов на тризну пригласил,
Чтоб остров смрадный им предать на растерзанье.

О вы, безглазые, безухие друзья,

О черви! к вам пришел мертвец веселый, я;
О вы, философы, сыны земного тленья!

Ползите ж сквозь меня без муки сожаленья;

Иль пытки новые возможны для того,
Кто - труп меж трупами, в ком все давно мертво?

Шарль Бодлер

Вот как много можно узнать когда нет интернета

Открыла для себя очень хорошего поэта Шарля Бодлера, раньше слышала но никогда не читала:

Временами хандра заедает матросов,
И они ради праздной забавы тогда
Ловят птиц океана, больших альбатросов,
Провожающих в бурной дороге суда.

Грубо кинут на палубу, жертва насилия,
Опозоренный царь высоты голубой,
Опустив исполинские белые крылья,
Он, как весла, их тяжко влачит за собой.

Лишь недавно прекрасный, взвивавшийся к тучам,
Стал таким он бессильным, нелепым, смешным!
Тот дымит ему в клюв табачищем вонючим,
Тот, глумясь, ковыляет вприпрыжку за ним.

Так, поэт, ты паришь под грозой, в урагане.
Недоступный для стрел, непокорный судьбе,
Но ходить по земле среди свиста и брани
Исполинские крылья мешают тебе.

dimitry:

Когда надо давать такие интервью, я иногда очень нервничаю. Думаю: «Ой, блин, ну о чем еще рассказывать-то?» Серьезно: про фургон я уже рассказывал, про отца рассказывал, обо всем рассказывал. После пятого или шестого вопроса меня так и подмывает сочинить что-нибудь новенькое. Приходится делать над собой жуткое усилие, чтобы удержаться от брехни.

Комик не обязательно изменяет мир своим искусством, но он может сделать жизнь в нем более сносной. Прежде чем моя карьера стронулась с мертвой точки, я пятнадцать лет выступал в комедийных клубах. По ночам ворочался в постели и размышлял над психологией публики, пытался разобраться, что людям нужно, в чем они испытывают потребность. И мне кажется, я понял, где собака зарыта. Я умею сделать так, чтобы люди часа на два обо всем забыли и как следует повеселились. Я помогаю им расслабиться. Иногда я — как пластырь на ране, а иногда мой труд — маленький вклад в их исцеление.

Верно, моя семья скатилась на самое дно общества, когда мне было шестнадцать. Нам, детям, пришлось пойти работать. Мы стали семейной бригадой уборщиков — отчищали в туалетах сиденья от лобковых волос. Я возненавидел весь мир — мне было страшно обидно за то, что жизнь так обошлась с моим отцом. Но о детстве и юности мне рассказывать скучно.

Можете не верить, но в детстве я был болезненно застенчив. Такого зануду как я земля не рождала. Со мной никто — серьезно говорю, никто! — не разговаривал. «Кто, Джим? Да он псих, понял? Хрена с ним водиться!» И вдруг до меня дошло: те клоунские номера, которые я откалывал дома, могут проскочить и в школе. Отлично помню, как попробовал в первый раз: прихожу в школу и начинаю падать ВВЕРХ по лестнице. Вокруг все просто взорвались от смеха. Я был « Джим-придурок », а стал « Джим, конечно, тот еще дебил, но прикольный! » Это и было начало конца.

Нелегко первым заговаривать с женщинами. Ты можешь, как никто, импровизировать перед камерой, ты можешь фонтанировать гениальными идеями, но когда нужно сделать несколько шагов и произнести: «Здравствуйте, вы мне нравитесь. Вы согласитесь, если я приглашу вас пообедать?..» — это совсем другое дело. У меня всегда поджилки трясутся. Иногда перебарываешь страх, а иногда не удается. Но я себя за это не ругаю. Думаю, мне не хочется превращаться в типа, которому все по фигу, который может подвалить к любой со словами: «Привет, малышка». Нет, я ни за что не согласился бы стать таким.

У меня не жизнь, а сон сумасшедшего. Порой вообще в настоящий бред переходит, серьезно. Недавно у меня в гостях был Джордж Мартин (продюсер Beatles.). Я с ним три часа разговаривал. К такому привыкнуть невозможно. Он очень скромно держался. Подошел, пожал мне руку и говорит: « Для меня большая честь с вами познакомиться », а я ответил: « Ладно мне лапшу на уши вешать! Блин, неужели вы это серьезно? »

У многих из нас есть чокнутые родственники. А некоторые из нас в глазах своих родственников — сами чокнутые.

сфотографируйте мой похмельный зрачок, и, рассмотрев снимок под лупой,
вы увидите красную магистраль ада, его раскаленные печи и трубы.

Сделайте нарезку из звуков, как я грызу ногти, если сможете.
Слышите, как скрипят половицы, когда я хожу по комнате?
Засэмплируйте хруст суставов, скрежет моих зубов, сведите вместе –
Получите, музыку, которую, будьте уверены, навсегда запомните.

Я клоп и признаю со всем принижением, что ничего не могу понять, для чего все так устроено. Люди сами, значит, виноваты: им дан был рай, они захотели свободы и похитили огонь с небеси, сами зная, что станут несчастны, значит нечего их жалеть. О, по моему, по жалкому, земному эвклидовскому уму моему, я знаю лишь то, что страдание есть, что виновных нет, что все одно из другого выходит прямо и просто, что все течет и уравновешивается, - но ведь это лишь эвклидовская дичь, ведь я знаю же это, ведь жить по ней я не могу же согласиться! Что мне в том, что виновных нет и что все прямо и просто одно из другого выходит, и что я это знаю - мне надо возмездие, иначе ведь я истреблю себя. И возмездие не в бесконечности где-нибудь и когда-нибудь, а здесь уже на земле, и чтоб я его сам увидал. Я веровал, я хочу сам и видеть, а если к тому часу буду уже мертв, то пусть воскресят меня, ибо если все без меня произойдет, то будет слишком обидно. Не для того же я страдал, чтобы собой, злодействами и страданиями моими унавозить кому-то будущую гармонию. Я хочу видеть своими глазами, как лань ляжет подле льва и как зарезанный встанет и обнимется с убившим его. Я хочу быть тут, когда все вдруг узнают, для чего все так было.

Федор Михайлович Достоевский

PENIS

Самые популярные посты

50

Никто не встречает свой идеал дважды в жизни. Да и один раз редко кто его находит.

48

Я хочу хоть с одним человеком обо всём говорить как с собой.

46

лимонное деверо…

46

я тут это, всем привет, я очень соскучилась

46

Единственная моя ошибка: три четверти жизни я думала, что всё ещё впереди.

46

я хотела бы сказать, что я говорю праду, но я совру.