friday`s night for drink. saterday`s night for dance. sunday`s night for love. monday`s night for death.
Larry Clark
By Ralph Gibson
Photography Terry Richardson
For a generation of young filmmakers and artists coming into their own in the '90s and '00s, Larry Clark has served as a patron saint of provocation-a reverence well deserved after his unforgettable feature-film debut, 1995's valentine to downtown teenage brutality, Kids. Working with a script written by a then-21-year-old skater named Harmony Korine and using untested actors like Chloë Sevigny, Leo Fitzpatrick, and Rosario Dawson-and non-actors like Justin Pierce and Harold Hunter- Kids shook all senses of a moral line in cinema by portraying urban youth so honestly and openly that it came off as criminally obscene. Fifteen years later, the film reads far more as a compassionate portrait of a sometimes uncompassionate group of skateboarders and their friends, but Kids set Clark off on a now notorious cinematic odyssey through a maelstrom of drugs, sex, murder, domestic abuse, suicide, loitering, masturbation, AIDS, incest, and pretty much every other horror running through the teenage psyche in films such as Bully (2001), Ken Park (2002), and Wassup Rockers (2005).
Launch Mediaplayer »
This transformation from rogue artist to rebel icon was nothing new for Clark-it was only new for him in the genre of film. Clark first came into dissenter collective consciousness in 1971 with the publication of his bleak, direct, and utterly mythic black-and-white monograph Tulsa. Shot over a period of years in the '60s and early '70s of his friends and speed-taking co-conspirators in his hometown of Tulsa, Oklahoma, the photographic series captured a rogue, nightmarish side of American youth with a documentary-style realism that would become Clark's signature. When the book first appeared, it caused a sensation; this was an intimate, irrefutable portrait of something going wrong in the middle of the country. As Clark himself explains, by 1971, the drug culture in America had already been around for several years, only the optimism of it was souring. Tulsa thus presented something of a flip side to the California hippie movement of the '60s. But Tulsa -much like Clark's equally stunning and startling series that came later, Teenage Lust, The Perfect Childhood, and punk Picasso -is not offering a warning or a sermon. Rather, Clark captures his Oklahoma acquaintances in lyrical, deeply private, and often heroic ways. No wonder, as Clark remembers, one more amusing critique of Tulsa at the time came by way of a cartoon that ran in The New Yorker of hell with devils and fire, and on one side a man taking pictures. The message here is clear: Something as terrifying as Tulsa can only be taken by someone on the inside.
This month, the Musée d'Art moderne de la Ville de Paris will unveil a retrospective of the 67-year-old Clark Clark's work. The exhibition will cover every chapter thus far in Clark's development as an artist-including his photography, film, and collages, as well as more personal items from his youth and never-before-seen images from works like Tulsa. Clark will also premiere his latest yet-untitled film. For this interview, Clark spoke with his old friend and fellow photographer Ralph Gibson. The pair met in New York in 1967. According to Clark, they were introduced at one of the weekly salons that the great photographer Philip Perkis hosted at his Manhattan apartment. Clark was first drawn to Gibson, he says, "because he always had the most gorgeous women with him. We would go to a coffee shop and he would pick up the waitress. He was my big brother." When Clark first tried to get Tulsa published, he couldn't find a house willing to print all of the pictures without a heavy edit. Gibson, facing similar problems with censorship, had decided to self-publish his first monograph using a little company he set up called Lustrum Press. Gibson agreed to publish Tulsa at his press, and thus one of the seminal monographs in photography found its way into the world.
LARRY CLARK: Hey, brother. How are you doing?
RALPH GIBSON: Good enough. You and I go back to, what, '66, '67?
CLARK: '67.
GIBSON: And what year do you go back to for your retrospective?
CLARK: The serious work starts in 1962. There's also going to be some of my mother's photographs to start the show, because I worked for my parents when I was a kid. When I was 14 or 15 I started out taking baby pictures with my mother.
I am a storyteller. I've never been interested in just taking the single image and moving on. I always like to stay with the people I'm photographing for long periods of time.—Larry Clark
GIBSON: That's good experience.
CLARK: It put a camera in my hand.
GIBSON: So by the time you were ready to say something, you already had a strong communication with the nature of the medium, right?
CLARK: Yeah. But I didn't realize that you could use it for anything other than taking baby pictures until I left town. Actually I think it first occurred to me when I was a senior in high school. I was about 17.
GIBSON: That's interesting. That's when I started too.
CLARK: When we first became friends I thought it was kind of fascinating that I was doing amphetamines and was awake all the time, and you told me that you slept all the time. You were asleep and I was super-awake.
GIBSON: It's like night and day. But it's the results that count, I guess.
CLARK: Both of us must have learned from that. Your first book was called The Somnambulist.
GIBSON: I have always been interested in certain distinct aspects of your work. Above and beyond all of the virtuosity as a camera handler, I think there are threads that run through everything you've done-whether it be photography, films, or collage. There's always a narrative element to your work. You're essentially a raconteur, a storyteller, and you're using the story as a pretext for a self-portrait. I believe the great self-portraitists have to do their portraits in public, which is essentially what you do. Do you see what I'm saying?
CLARK: Yeah, exactly-and it's true. My work is always about me, just like your work is always about you. I am a storyteller. I've never been interested in just taking the single image and moving on. I always like to stay with the people I'm photographing for long periods of time.
GIBSON: That's an interesting concept right there. That completely separates you from how anybody else working in a so-called documentary vein would. They so often skate over the surface. You're shooting from the inside out, as opposed to the outside in.
CLARK: Going back to the great documentary photographer W. Eugene Smith, he worked for LIFE magazine and he was always bitching because they didn't give him enough time. He wanted to spend months and months working on a story, and LIFE was a weekly. So he actually resigned from LIFE because he wanted to spend a year photographing someone rather than only a couple of weeks. Maybe I got that idea in my head early, too.
GIBSON: I have Gene's Aperture book [W. Eugene Smith: Masters of Photography] on my desk. I look at it all the time because of his incredible, elliptical way of storytelling. He didn't need many pictures to tell a story, but the ones he shot were so loaded.
CLARK: Plus he made people look the way he wanted them to look. I think you and I both do the same thing. We are able to make the photograph with the feeling and information that we want in there. Gene Smith made people look like heroes. He would be in a steel factory and make the workers pouring steel look like Greek gods or mythical figures.
we were coming out of the 1950s, and that was such a repressed time. I think I started making photographs in reaction to that. 'Why can't you show everything?' 'Why do people pull their punches?'—Larry CLark
GIBSON: You and I are both out of the great days of LIFE magazine-even though that's not what we wanted to do. But I used to run home after school on Fridays to see it when it arrived, and I guess that's what told me that I could be a photographer. Now what about your use of a narrative element-because I think it's in everything you do.
CLARK: I've always been interested in people that you wouldn't see otherwise. If you look back at my books, photographs, and films-and since I'm doing this retrospective I've been forced to look back-the work is always about a small group of people who are somewhat isolated, and who you would never see if I didn't film or photograph them. I don't think I would have had to take the photographs if I could have seen them in other places. I was thinking about this with my last film, Wassup Rockers, that once again dealt with a group of people who are-
GIBSON: Marginalized.
CLARK: And would never appear onscreen. You would never see these people in film except maybe as stereotypes.
GIBSON: The other famous Oklahoman I know is Ed Ruscha. He's got that great painting called I Don't Want No Retrospective. Do you know that one?
CLARK: That's funny because I feel the same way, and I've always felt that way.
GIBSON: It's a tough one, isn't it?
CLARK: Yeah, but at this stage of the game, it seems like it's the right time to do a retrospective.
GIBSON: It's totally legitimate. It makes one look at one's work in a completely different way.
CLARK: I think the reason why I never wanted to do a retrospective is because I was scared to go back and look at all this stuff through the years.
GIBSON: Have you unearthed any previously undiscovered things?
CLARK: Quite a few. I also have a lot of work that I never printed and I never dealt with. It just wasn't the time to do it. At the retrospective there will be some work that no one's seen. The good thing about this show is that it goes right up to 2010. I'm actually going to show a film there that I'm editing now. It will premiere at the museum, and even I haven't seen it yet. So it will be something brand-new, which is going to make a lot of sense because you will have to go through the whole show before you can see the film. It will bring everything full-circle.
GIBSON: When we were crashing together in the late '60s, you kind of got me into rock 'n' roll. I know you saw a lot of great performers as a young guy. I wondered if that remains an influence for you.
CLARK: It does. I was lucky to be 12 years old when rock 'n' roll really busted out. I saw Elvis in Tulsa at the fairground on his first tour of the United States, and all the girls screaming. I couldn't hear for days after that. It was just amazing. He came out and did a half an hour without stopping. It was really dirty. Then they used to tour this rock 'n' roll show called The Greatest Rock 'n' Roll Show in 1956, '57, '58, and everybody would be there: Chuck Berry, Little Richard, Jackie Wilson, Buddy Holly. . .
GIBSON: You put rock 'n' roll or the blues in all your films.
CLARK: I've always liked doing the soundtracks for my films.
GIBSON: When I was working with Robert Frank, he told me that there was absolutely no relationship between cinema and photography. I challenge that. Surely what you know as a photographer must impact how you set up your shots.
CLARK: Both of us know how to make an image. And I think that helps me when I am making a film. But it's totally different. I've told people my lesson for photography-which I probably stole from you at one point. I tell people to frame the picture. Make the greatest, most perfect composition you can. . . and then take a step forward. It skews it a bit and makes it more interesting. When I'm making a film, my D.P. will make the frame right. He will make the composition, and then I'll have him put a longer lens on the camera.
GIBSON: Wow.
CLARK: If he has a 35-millimeter lens, I'll have him go to a 50-millimeter, which just brings you closer to the subject and gets you away from precious compositions. I learned so much about composition from looking at paintings. I remember when we first met, in '67, everyone was leaving all this space around their pictures. The subject would pretty much be in the middle but there would always be space. You would see landscapes and see space around them, but at the same time I was going to museums with you and looking at paintings-
GIBSON: They would be really tight.
CLARK: Yeah, painters are chopping off people's arms and feet and just hacking off their heads. It was so much more interesting. My greatest lesson in composition was looking at paintings.
GIBSON: Is there a difference in how drama is conveyed between a still book of photos and cinema?
CLARK: It's just a different medium. You have much more freedom when you're making a film. It's certainly a bigger canvas.
GIBSON: Is there more forgiveness?
CLARK: That's a really tough question. You could probably think in both mediums of examples where that isn't true. There are no hard rules. Books have been so powerful. Maybe one reason Tulsa is so powerful is that I wanted to make a film and tell this story, but I wasn't able to, so I had to figure out how to do that with still photographs.
GIBSON: But you did shoot some actual footage, right?
CLARK: Yes. I found some 16-millimeter film and I'm going to show it in Paris. It's actually 40 minutes and it's amazing because everything is there. I shot with a 16-millimeter Bolex. I remember I rented it for two or three days and it's sharp as a tack. Really my whole aesthetic is there.
GIBSON: Fully formed, early in life.
CLARK: I was editing in the camera. I had never had a movie camera in my hand before. Plus when I watch it now, my friends come back to life, because most of the people in the film are gone.
GIBSON: You also like using a lot of words in your collages-you get into newspaper articles and typography and stuff like that.
CLARK: I started doing the collages just before I started making films. I made Kids in 1994 and I did collages from '90 to '94. It was a way of getting into film-a way of telling stories in a different way. I just did a collage, which is like a film. You know, I never even liked collages that much. But this new one's really big. Speaking of collages, you were a friend of Wallace Berman.
GIBSON: He was a dear friend.
CLARK: He did wonderful work. We actually met him once when we went to L.A. to print Tulsa. We met him on the beach. You and I were body-surfing and he was with his 12-year-old son. One of us must have pictures from that day.
GIBSON: I've got a great shot of him from that day, yes. It's "Is This Any Kind of Mother for an Orphan Foal?" We found this magazine, and Wallace held it up. He influenced so many people, like Dennis Hopper. And Dean Stockwell refers to him all the time. Those of us who were lucky to have known him still thank him. The impulse for collages is interesting. I've never made one in my life, but I do love them.
CLARK: You have to be inspired. You can't force it. I hadn't made one in 15 years, and then when I was in Paris I saw this blank wall in the museum. Believe it or not the wall started talking to me-"Collage me!"
GIBSON: The French have a different take on photography than Americans do. They consider photography to be absolutely parallel to literature. That often makes for a deeper perception of the work. How many pieces are going to be in the show? Are you going to have all of Tulsa and Teenage Lust ?
CLARK: It's a very big show. There's going to be a lot of Teenage Lust and a lot of vintage Tulsa -a lot of Tulsa that no one's ever seen because it didn't make it into the book.
GIBSON: When Tulsa came out, people's reactions were absolutely polarized. Love-hate, you know? It galvanized the viewer. Forty years later, it's still in the collective unconscious. It's part of the language that all photographers speak. You could say that's also true of Jackson Pollock. Once, nobody knew who he was, and now a cab driver can give you an opinion on Jackson Pollock. One of the interesting aspects of having worked and been alive for such a long time is that you get to see how society comes to the art.
CLARK: It's interesting because we were coming out of the 1950s, and that was such a repressed time. I think I started making photographs in reaction to that. "Why can't you show everything?" "Why do people pull their punches?" There were great photo essays in LIFE magazine, but they always stopped at a certain place. There was always a place where everybody stopped. It was just a rule. For me there are no rules. I think I learned that from artists-from painters and sculptors. It took photography a while to catch up to them.
надо дочитать "Зачарована Десна" но оно милое(хоть это радует) а завтра ещё химия((( (и физика(ОНЕТТТТТ(((отстой ненавижу все эти точные науки-такой бред.Как ну как комуто может это нравится7я незашарю блин.А черчение-оО что мы там вообще рисуем7что это за фигня7смотрела милые кости-прикольный фильм мне понравелись пейзажи и музыка но почемуто я всегда вспоминаю Дневник памяти ненужно было смотреть…а хотя НЕТ нужно.АРИНА МЕНЯ ДОСТАЛА!!!!!на мед. говорили про отруення я і запитала чому у мене від валер'янки жодного ефекту.всі подумали що я наркоманка))) завтра нема першого уроку заплету косичку завтра в школу.а взагалі нехочу в школу…по алгебрі сьогодні питали-8 норм.по англ.-9 ааа я тупа!!!треба читати Десну а мені лііінь ааа треба треба треба але так спати хочу
спать на ветках метро
спать в клетках домов
спать век и еще год
спать и не выспаться все равно
— Рон, я вижу Хагрида! А может и не его, но на троля немного похож! Давай его палачками оглушим?
1. Имя:
Гарри Джеймс Поттер
2. Возраст:
17 лет.
3. Факультет, курс:
Гриффиндор, 7 курс уже!
4. Биография персонажа:
31 июля стал днём, который волшебный мир запомнит навсегда, чтобы потом вписать его в учебники истории, как предисловие к рассказу под заголовком - "Мальчик-Который-Выжил". Гарри Поттер родился в семье волшебников, чья фамилия была на слуху в волшебном сообществе. Лили и Джеймс Поттеры были желанными гостями во многих семьях. Они были хорошими и верными друзьями, готовыми в любой момент протянуть руку человеку нуждающемуся в помощи. Состояли в Ордене Феникса, свято веря в идеалы, считающиеся приоритетными в организации борющейся с могущественнейшим тёмным магом всех времён - Волан-де-Мортом. Именно Тёмный Лорд обрёк Гарри на безрадостное детство без родителей, убив его отца и мать. Это случилось через год после его рождения. Через год, понадобившийся Волан-де-Морту, узнавшему о появлении на свет мальчика, способного убить его, на то, чтобы отыскать убежище Поттеров в "Годриковой лощине". Безжалостно расправившись с родителями, пытавшимися защитить своего сына, Тёмный Лорд направил волшебную палочку на маленького, не осознающего ужас происходящих событий, младенца, произнёс смертоносное заклинание, выжить после которого не удавалось никому, и… исчез. Но что более удивительно - мальчик выжил. В тёмной, ночной тишине, лишь детский плачь, трупы двух волшебников и появившийся шрам в виде молнии на лбу у ребёнка мог поведать о случившийся трагедии. После этого события Гарри "окрестили" "Мальчиком-Который-Выжил". Позже находились люди и вовсе называвшие Поттера "Избранным" и самым могущественным волшебником всех времён. А кто-то добавлял к этому - тёмным волшебником…
Годовалого Гарри отправили жить к тёте его мамы, где ему предстояло провести полное лишений, не справедливых упрёков и побоев, детство. Тётя и дядя, мягко говоря недолюбливали волшебников, в лучшем случае называя их странноватыми чудаками. К тому же у них был собственный сын - ровесник Гарри, которому и доставалась вся родительская любовь, без остатка.
До своего одиннадцатого дня рождения Гарри не знал, что на самом деле он волшебник и жил в полной уверенности что его родители погибли в авто-катастрофе. Правда открылась мальчику когда он получил письмо из Хогвартса - школы чародейства и волшебства, в которую был записан с момента рождения. Не смотря на протесты родственников, создававших различные трудности на пути Гарри к истине, а потом пытавшихся помешать ему стать "таким же юродивым как его мамаша", Поттер всё же отправился в Хогвартс, где ему предстояла совсем другая жизнь.
Ещё в поезде, везущим учеников в школу, Гарри, всю жизнь помыкаемый родственниками и братом, из-за чего не имевший друзей, с удивлением узнал что в волшебном мире он знаменитость! Его имя знали даже маленькие дети, толком не умевшие разговаривать. В том же поезде Гарри познакомился с Роном Уизли, мальчиком из многодетной, чистокровной семьи волшебников. В будущем им суждено было стать лучшими друзьями. И в том же поезде Гарри нашёл себе врага, неприязнь к которому пронёс через все годы обучения в Хогвартсе - Драко Малфой, так же чистокровный волшебник, но в отличие от Рона кичащегося этим и презирающим магглов и нищих, каковыми считал семейство Уизли.
На распределении, которое Гарри в тот момент с ужасом назвал наиважнейшим и волнующим событием в своей жизни, волшебная шляпа отправила Поттера в Гриффиндор - факультет, на котором традиционно учились храбрейшие из величайших волшебников, включая его родителей.
С Роном, которого шляпа так же отправила в Гриффиндор, Гарри общался гораздо больше и теснее, нежели с другими учениками. Неизвестно, связано это с тем что они познакомились ещё в поезде, или же просто два мальчика сошлись характерами, но факт остаётся фактом.
Позже в их компанию влился третий… вернее третья. Гермиона Грейнджер - девочка маггл, отличница по всем предметам и страшная (по первоначальному мнению Рона) зануда.
Так образовалось трио друзей, продержавшихся вместе на протяжении всех курсов. Пройдя вместе через такое количество опасностей, с которым подавляющее большинство взрослых волшебников не сталкивались за всю жизнь.
Ещё на первом курсе Гарри Поттер, Рон и Гермиона помешали попытке Волан-де-Морта (который не умер, а лишь потерял свою материальную оболочку) вернуть себе утраченное тело. Тёмный Лорд, заручившись поддержкой одного из преподавателей Хогвартса, пытался похитить философский камень, хранившийся в школе. И только своевременное вмешательство трёх друзей, слаженность и храбрость их действий помешали задуманному осуществиться.
На втором году обучения Гарри, как и сотни других учеников, стал свидетелем открытия так называемой "Тайной комнаты", в существование которое не верило даже большинство преподавателей. Из "Тайной комнаты" вырвалось чудовище (василиск), разбуженное "наследником Слизерина" и призванное уничтожить всех не чистокровных волшебников Хогвартса.
Именно Гарри выяснил что комнату, совершенно случайно, открыла Джинни Уизли - младшая сестра Рона, и, с невероятным трудом спас её от гибели, попутно уничтожив дневник Тома Реддла - ученика, давно закончившего Хогвартс, заключившего часть своей души в дневник, под влиянием которого Джинни и сумела открыть комнату, а так же ставшего в последствии Волан-де-Мортом…
Так же Гарри удалось добыть одну из реликвий школы, считавшуюся давно утерянной - меч Годрика Гриффиндора.
Третий год приподнёс Гарри сюрприз. В прочем не особо приятный. Гарри узнал что у него имеется крёстный, который до недавнего времени сидел в Азкабане - тюрьме для волшебников, за… то что предал Поттеров, обрекая их на гибель от руки Тёмного Лорда. Но теперь Сириусу Блеку удалось бежать, и он, по мнению всего магического сообщества, больше всего жаждал найти и убить Гарри…
В это время в школе появился новый преподаватель Защиты от Тёмныйх Искусств - Ремус Люпин. Гарри многому научился у этого волшебника, и известие того, что Люпин, помимо того что знал отца Гарри, тесно дружил с Сириусом, шокировало Поттера. Но благодаря тому же Люпиу, Гарри узнал что весть о предательстве Блека - ложь. Настоящим изменником был Питер Петтигрю, завершавший квартет школьных друзей - Джеймс, Люпин, Сириус и Питер. Однако доказать это министерству магии не удалось, т.к. "хвосту" удалось сбежать, а буквально только что приобретённому крёстному пришлось скрываться.
Четвёртый, для Гарри, курс, осчастливил весь магический мир таким событием, как "Трнир Трёх Волшебников". Состязание, ранее традиционно проводившееся каждый год между тремя магическими школами: Хогвартс (Британия), Шармбатон (Франция) и Дурмстранг (Бельгия), ранее была решено отменить, после несчастного случая. Однако теперь, когда волшебный мир был встревожен различными слухами о том что Волан-де-Морт набирает силу, министерство магии решило, что это лучший способ отвлечь народ, а так же установть более прочные контакты с волшебниками из других стран… на случай чего.
Для того, чтобы участвовать в турнире, нужно было подходить под определённые, так сказать, стереотипы, ограниченные правилами безопасности, введёнными министерством. Одним из основных пунктов правила был возраст участника (так называемого "Чемпиона" своей школы, который будет учавствовать в турнире от её лица), под который Гарри не подходил и даже не задумывался об участии. Однако, вопреки всему логическому, "Кубок огня", призванный справедливо выбрать трёх чемпионов (по одному от каждой из школ), выбрать четырёх. Двоих от Хогвартса, один из которых был Гарри.
Волею судьбы Поттер был вынужден участвовать в турнире. Во время финального испытания, когда конец, казалось, был близок, Гарри, пройдя лабиринт и все его препятствия (в этом и заключалась суть испытания - дойти до центра лабиринта и коснулся "Кубка огня", обозначив тем самым себя как победителя) оказался перенесён, посредство кубка, заколдованного как портал одним из послушников Волан-де-Морта, проникшего в Хогвартс, на старое кладбище, где стал свидетелем воскрешения Тёмного Лорда.
Чудом спасшись, Поттер вернулся обратно в школу и рассказал об увиденном. Волан-де-Морт вернулся…
Не смотря на рассказы и уверения Гарри, а так же труп Седрика Диггори (который волей случая оказался с Гарри на кладбище, но в отличие от Поттера не смог избежать гибели) не могли заставить волшебный мир поверить в то, что Тёмный Лорд вернулся. Никто просто не хотел в это верить. Людям было страшно.
Проведя год в школе под угнетением нового преподавателя Защиты от Тёмный Искусств и сотрудника министерства, посланного следить за порядком - Долорес Амбридж, Гарри в отчаянии основал группировку, состоящую из учеников не согласных с политикой министерства магии, которые именовали себя "Отряд Дамблдора". Справедливости ради следует отметить что идея создания принадлежала Гермиона, и именно с её толчка всё началось.
На собраниях ОД, Гарри, гораздо больше преуспеший в защите от тёмных искусств, нежели его сверстники, учил своих однокурсников и других, желающих, учеников всему, что знал сам. Так продолжалось весь год, а экзаменом послужило происшествие в министерстве магии.
У Гарри было ведение, что Волан-де-Морт поймал Сириуса (с которым они, со времён третьего курса, очень сблизились) и пытает его, намереваясь убить. Потеряв голову, Поттер бросился спасать крёстного. С ним отправились Рон, Гермиона, а так же трое других членов ОД - Невилл, Полумна Лавгуд и Джинни Уизли. Они угодили в ловушку, устроенную Пожирателями смерти, целью которой было заполучить пророчество, взять с полки которое мог только Гарри.
Конечным итогом всех событий стала утеря пророчества, гибель Сириуса (но не от руки Тёмного Лорда, как привиделось Гарри), встреча Поттера лицом к лицу с Волан-де-Мортом, последующее спасение Гарри Дамблдором и у-верование волшебного мира в ужасную правдву о том, что Тёмный Лорд вернулся.
На шестом году обучения Гарри Поттер узнал страшнейшую тайну Тёмного Лорда, поведанную ему Дамблдором, тайну крестражей, а так же похоже нашёл свою любовь в лице Джинни Уизли. Смерть Дамблдора и возвышение Темного Лорда не улучшили и без того тревожную жизнь Гарри. Теперь у него осталась лишь одна цель - найти все ркестражи и уничтожить Темного Лорда!
5. Внешность:
Средний рост (примерно 170-173 см). Худощавое телосложение. Постоянно взъерошенные, не поддающиеся никакой рас счёске, чёрные, как смоль, волосы - точь в точь как у отца. Гарри вообще называют точной копией отца, за исключением глаз. Ясные, зелёные, смотрящие на мир сквозь совершенно обыкновенные очки, их Гарри унаследовал от мамы. Прямой нос, тонкие губы и конечно шрам на лбу, в виде молнии. Шрам, о котором чуть ли не слагают легенды и по которому Поттера вычисляют из толпы.
6. Характер, привычки, страхи и т.д.:
Сам по себе Гарри очень замкнутый человек - сказывается тяжёлое детство. Ему очень повезло что он сумел найти таких друзей как Рон и Гермиона.
Гарри, в отличие от большинства своих сверстников действительно умеет дружить. Он дорожит дружбой, как ничем другим (тут вновь сказывается детство).
Обострённое чувство ответственности за всех и всё, что происходит вокруг Поттера, привилось к нему как только он попал в волшебный мир. Изначальное давление (Мальчик-Который-Выжил… позже "Избранный") создали в Гарри твёрдую уверенность, что он, как ответственный, обязан заботиться о тех кто ему дорог. Именно из-за этого он очень остро переживает смерть Сириуса…
Не смотря на достаточно покладистый и спокойный характер, как парадокс, Гарри порой подвержен излишней раздражённости. Порой бывают минуты ярости.
С годами Поттер, чем больше переживал событий, тем более замкнутым человеком становился. И снова парадоксально-зеркально этому, круг его общения рос, а не сужался (хотя куда ему было сужаться?!!). Семейство Уизли, Сириус, Люпин, Дамблдор, Лавгуд, несколько других гриффиндорцев. Гарри сближался со многими, но по настоящему Друзьями (с большой буквы) мог назвать людей, пересчитать которых хватило-бы пальцев на одной руке.
7. Способности:
Обладает большими способностями к Защите от Темных искусств, и, по вине Волан-де-Морта, к самим Теным искусствам. Змееуст. Отлдично летает, ловец Сборной Гриффиндора по квидичу, ее капитан. Самое сильное оружие против Тмного Лорда - способность любить.
8. Связь с вами:
352124541
9. Есть опыт в ролевых играх?
Есть небольшой
10. Как нас нашли?
Позвали
11. Читали ли вы правила?
Да и обязуюсь их выполнять.
1. Гремучая ива
2. Площадка для обучения полетам
3. Парники
4. Башня Гриффиндора
5. Больница
6. Офис директора
7. Большой зал
8. Хижина Хагрида
Учимся утолять жажду в тех или иных продуктах, компенсируя другими продуктами.
- Хочется шоколада:
Нехватка магния.
Содержится в: нежареных орехах и семечках, фруктах, стручковых и бобовых.
- Хочется хлеба:
Недостаток азота.
Содержится в: продуктах с высоким содержанием белка (рыба, мясо, орехи, бобы).
- Хочется грызть лед:
Нехватка железа.
Содержится в: мясе, рыбе, птице, морской капусте, зелени, черешне.
- Хочется сладкого:
Нехватка углерода.
Содержится в свежих фруктах.
- Хочется жирной пищи:
Нехватка кальция.
Содержится в: брокколи, стручковых и бобовых, сыре, кунжуте.
- Хочется кофе или чаю:
Нехватка серы.
Содержится в: клюкве, хрене, овощах семейства крестоцветных (белокочанная капуста, брокколи, цветная капуста), листовой капусте.
- Хочется напиться и накуриться, каких-нибудь колес наглотаться:
Нехватка белка.
Содержится в: красном мясе, птице, морепродуктах, молочных продуктах, орехах.
- Хочется подгоревшей или зажаренной еды:
Нехватка углеродов.
Содержится в: свежих фруктах.
- Хочется газированных напитков:
Нехватка кальция.
Содержится в: броколи, стручковых и бобовых, сыре, кунжуте.
- Хочется солененького:
Нехватка хлоридов.
Содержится в: некипяченом козьем молоке, рыбе, нерафинированной морской соли.
- Хочется кисленького:
Нехватка магния.
Содержится в: нежареных орехах и семечках, фруктах, стручковых и бобовых.
- Хочется жидкой пищи:
Нехватка воды.
Пить 8-10 стаканов воды в день, с добавлением сока лимона или лайма.
- Хочется твердой пищи:
Нехватка воды.
Организм настолько обезвозжен, что уже потерял способность ощущать жажду. Пить 8-10 стаканов воды в день, с добавлением сока лимона или лайма.
- Хочется холодных напитков:
Нехватка марганца.
Содержится в: грецких орехах, миндале, орехах-пеканах, голубике
- Общий непобедимый жор напал:
Нехватка триптофана (одной из незаменимых аминокислот).
Содержится в: сыре, печени, ягнятине, изюме, сладком картофеле, шпинате.
Нехватка тирозина (аминокислота).
Содержится в: витаминных добавках с витамином С или в оранжевых, зеленых и красных фруктах и овощах.
- Аппетит пропал начисто:
Нехватка витамина Б1.
Содержится в: орехах, семечках, бобовых, печени и других внутренних органах животных.
Нехватка витамина Б2.
Содержится в: тунце, палтусе, говядине, курице, индейке, свинине, семечках, бобовых и стручковых
- Хочется курить:
Нехватка кремния.
Содержится в: орехах, семечках; избегайте рафинированных крахмалистых продуктов.
Нехватка тирозина (аминокислота).
Содержится в: витаминных добавках с витамином С или в оранжевых, зеленых и красных фруктах и овощах.
kiseeva :
Татьяна Александровна: ЧЕРНЫШЁВА!
Ани: что?
Т.А.: К ДОСКЕ!
Ани: АВАДА КЕДАВРА!
:DDD
надо так же :DDD
я тоже так говорила АХАХАХА НУ ПРАВДА :DDD
Холодными руками заползти тебе под рубашку, прислонить их к твоему теплому животу и стоять прижавшись к твоей спине…
До утра скандалить с тобой и устало заглядывать тебе в глаза для того, чтобы потом услышать всего одну фразу "иди ко мне" и крепко обнять…
Я устала без тебя..
Самые популярные посты