«Доброй ночи» вовсе не означает, что твой собеседник через пять минут сладко засопит носом, спрятавшись от всех ночных кошмаров под одеялом.
«Доброй ночи» говорим мы, прекрасно зная, что, скорее всего, до самого утра будешь спать наяву — под тихий стук клавиш, под мерное жужжание системного блока, под тёплое дыхание ноутбука, слушая раскаты ночной грозы, битый час продолжая бессмысленное телефонное молчание, разливая по рюмкам остатки из второй бутылки и вспоминая, куда поставили третью, яростным шёпотом споря и взахлёб рассказывая о таких вещах, которые вообще-то в данный момент никому, кроме тебя, и не понятны, уютно устроившись с книгой в тёплом конусе света лампы, мерно шагая по улицам спящего города, позвякивая ложечкой в стакане где-то посреди душного и храпящего вагона, чуть жмурясь от света фар встречных машин, следя за меняющимися тенями на потолке, прислушиваясь к звукам снаружи, целуя кого-то, крича или наоборот, закусывая губу, чтобы не закричать потому что, пытаясь закончить к утру вот это и то иначе, время от времени поглядывая на часы ведь, помогая перебраться через забор уже которой подряд овечке, и только к утру можешь, наконец, задремать по-настоящему.
При наличии условного выбора и неналичии вынужденной массы людей вокруг я могу сказать, что ночью рядом с тобой остаются лишь те, кого ты хочешь видеть вполне себе добровольно. Любишь, доверяешь, или всё вместе. И именно поэтому ночью всё немножко по-другому. Тише, откровеннее, сильнее.
И на следующий день, пережив очередную ночь, мы уже немножко другие. Особенно те, кому удалось всё же спрятаться под одеяло и какое-то время побродить по вероятностям другого мира, что у нас обычно и называется сном.
И поэтому, не зная, чем ты собираешься заниматься всё оставшееся до рассвета время, при расставании, пусть и оно будет условным, мы всё-таки говорим: «Доброй ночи».
Не спокойной.
Именно доброй.
