В незапамятные времена жил на свете бродячий актер
Сапогами пинал по дорогам камни и сор и показывал вздор, и рассказывал вздор
И лупили в ладоши, если вечер случался хорошим
В честь его лицедейства и налогоплательщик, и вор
И была у бродяги в стародавней заплечной суме
Из тряпья и бумаги с позолотою на кайме,
Словно вышла из сказки, недосказанной как на грех
Лицедейская маска, а на ней то ли плач, то ли смех
Как-то раз ближе к ночи в вечер праздничный, в летний зной
Он в таверне закончил свой спектакль не мудреной
В общем, смехи и крики. Собирал он монеты свои
У толпы многоликой, как вдруг кто-то встал со скамьи
И в притихшей таверне от чего-то ввергнутой в шок
Этот кто-то походкою мерной к Лицедею прошел
Миг спустя в актерскую руку, что едва подняться смогла
Под синкопы сердечного стука звонко тяжесть легла
Лицедей покачнулся, будто в миг задрожала земля
Тихо вились в руке вместе в пульсом королевские вензеля
Он ушел, держа без опаски, в мертвых пальцах богатый успех
Не снимая потрепанной маски, а на ней то ли плач, то ли смех
Так он стал королевским актером и отныне по вечерам
Выходил на подмостки к придворным, а по сути к законным ворам
Жизнь тянулась легко и неспешно, он о прежних дорогах забыл
А из ветоши маску, конечно, на хрустальную маску сменил.
Он блистал, он блистал, но однажды по прошествию нескольких лет
Начался государственно важный в королевском театре банкет
За столами накрытыми в зале отдыхали и гости, и двор
И актера в разгаре позвали, чтоб смешил королевский актер
Он привычно вышел на сцену, как не раз до того выходил
и услышал: за крупную цену я его в таверне купил
Свет померк. Нет, его не гасили. Позабылась готовая роль
и стоял Лицедей словно в иле, в этом зале лишь он и король
Все сидели и ждали начала, но актер крепко стиснул уста
В гробовом нереальном молчании разлетелся по полу хрусталь
Через сутки закончилась сказка, и когда поднял руку палач
Лицедей надел свою маску, а на ней то ли смех, то ли плач…